SCI Библиотека

В статье исследуется мемуарный очерк как публицистический жанр, сочетающий в себе документальное и художественное начало. Материалом для исследования послужили книги воспоминаний Б. Зайцева, М. Нестерова и С. Рахманинова. Анализ мемуарных текстов, созданных людьми творческих профессий, позволяет выявить особенности синтеза двух повествовательных составляющих, определить индивидуальный авторский подход к раскрытию характеров персонажей.
В результате проведенного сопоставительного, композиционного, стилистического и контекстного анализа автор приходит к следующим выводам: художественно-публицистический портретный очерк полностью сохраняет свои жанровые признаки только в книге Б. Зайцева «Далекое», книги двух других авторов содержат в своем составе портретные характеристики и зарисовки как композиционные элементы в составе биографического и автобиографического очерка. Однако созданные мемуаристами художественные образы способствуют усилению документального начала, воссоздают людей и эпоху ярко, живо и, несмотря на неизбежный мемуарный субъективизм, реалистично.
Проведение четкой грани между художественной и документальной стороной текста в очерковом жанре затруднительно. Каждая из них, активно присутствуя в публицистическом тексте, подтверждает двойственную природу очерка, находящегося на пересечении документальной и художественной литературы.

В литературе по данному вопросу традиционно используется этникон дагестанец, который интерпретируется как этноним и идентифицируется с горцами Дагестана. Однако их языки стали именоваться дагестанскими только со второй половины ХХ века. Тем самым ставится под сомнение историческая субъектность кумыков, которые еще ХIХ веке традиционно именовались «дагестанскими татарами». Именно так, наряду с дагестанскими горцами-лезгинами, они называются в «Записках из Мертвого дома» Ф. М. Достоевским. Кумыки под названием «татар» упоминаются и в последующее время – в рассказе Л. Н. Толстого «Кавказский пленник». Весьма существенным фактом являются не только образы кумыков в русской художественной литературе рассматриваемого времени, но также известность их исторических прототипов, установленных К. М. Алиевым. К их числу относятся опубликованные в 1881 г. наброски и план (1831 г.) «Романа на Кавказских водах» А. С. Пушкина, сюжет которого был связан с Шах-Вали – сыном шамхала Тарковского Мехти II. Крым-шамхал Уммалат-бек Буйнакский, сподвижник первого имама Гази-Мухаммада, был прототипом главного героя повести А. А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек». Кумычкой считается и Бэла, относящаяся вместе со своим братом Азаматом к центральным образам одноименной повести М. Ю. Лермонтова. К. М. Алиев установил и кумыкские прототипы некоторых участников сражения, которым было посвящено стихотворение М. Ю. Лермонтова «Валерик» (1842). Автором данной публикации было обращено внимание на кумыкский прототип полковника Хасанова – одного из действующих лиц рассказа Л. Н. Толстого «Набег. Рассказ волонтера».

Статья посвящена проблеме взаимодействия жанров восточной и западной литературы, являющейся важной частью современного литературоведения. В данной работе взаимодействие жанров рассматривается на материале романа Мо Яня «Страна вина» (1992), переведенного на русский язык в 2012 году И. А. Егоровым. Произведение современного китайского писателя рассматривается в аспекте «галлюцинаторного реализма», за развитие которого автору была вручена Нобелевская премия (2012). Статья посвящена исследованию влияния жанров китайской классической литературы и философии и литературы Запада на современную китайскую литературу на материале романа Мо Яня «Страна вина». В статье исследовано влияние жанров китайской классической литературы, западноевропейской литературы на роман «Страна вина». Роман китайского писателя анализируется в контексте мирового литературного процесса. В статье рассмотрена трансформация мотивов и образов китайской классической литературы в романе современного китайского автора. Главные персонажи романа исследуются в соотношении с выполняемой ими сюжетообразующей функцией, основной из которых является детективная. Пласт детективного повествования рассматривается в соотношении с сатирической традицией. В статье представлен взгляд Мо Яня на традиции, менталитет, образ жизни китайского народа. Цель работы – определить ключевые аспекты влияния китайской и западной литературы на творчество Мо Яня на основе изучения романа «Страна вина». В результате исследования были описаны сюжетные мотивы и образы классических китайских и западных романов, идейные установки китайской философии, которые нашли свое воплощение в романе Мо Яня «Страна вина».

В статье рассматриваются противоречивые вопросы культурной идентификации романа Салавата Юзеева «Не перебивай мертвых» в контексте современной теории транскультурации литературы, написанной на русском языке нерусскими (по национальности) писателями. Авторы уходят от неудачного и не отражающего мировоззренческие и эстетические реалии термина «русскоязычный писатель». Цель статьи определяется необходимостью в ходе аналитического исследования художественной модели мира в романе «Не перебивай мертвых» представить обоснованность и закономерность идентификации писателя как транскультурного автора, создающего национальную татарскую модель мира средствами русской лингвокультуры, но на основе ментальностных национальных и общих «советских» историософских мифов.
Мифопоэтический анализ представляется концептуальным для изучения транскультурных текстов, поскольку позволяет выявить родовые мифокорреляты м а т е р и н с к о й модели мира, сопряженной с иноэтнокультурной реальностью. Акцентированная в статье аналитика в рамках апофатической поэтики дает возможность рассматривать не только несогласуемые разнонациональные константы художественной транскультурной модели (пограничье русского и татарского этноса и этоса), но и полинациональные в особом формате единства – c o n c o r d i a d i s c o r s . В статье подчеркивается, что в случае с транскультурной литературой происходит не и з б ы в а н и е , а р а с ш и р е н и е генетической памяти за счет обретения иной культуры как своей.

Данная статья посвящена раскрытию особенностей перевода на татарский язык повестифеерии А. Грина «Алые паруса» на материале театральной интерпретации произведения – одноименного спектакля татарского ТЮЗа им. Г. Кариева. В исследовании раскрывается специфика современного прочтения основных сюжетных линий и образов – персонажей произведения Грина, представляются цитаты с оригинальным авторским переводом (М. М. Хабутдинова), выявляются различные техники и приемы театрального искусства, позволяющие емко и выразительно представить современную трактовку произведения, перешагнувшего свой столетний юбилей. В статье подробно анализируются отдельные эпизоды спектакля, имеющие концептуальное значение, знаковые мизансцены получают многоаспектную литературную интерпретацию, в том числе через оригинальный перевод текста, и анализ ее сценического воплощения. В статье характеризуются все составляющие театрального представления (композиционное решение, хореография, музыкальное сопровождение, художественное оформление – декорации, сценические костюмы, бутафория, реквизит). Большое внимание уделяется оценке исполнителей и главных, и второстепенных ролей в спектакле, нюансам трактовки образов актерами обоих составов, в частности образов Ассоль в исполнении Ляйсан Большовой и Альбины Ногмановой. Акцентируется символическая образность в постановке произведения, благодаря которой через метафорику современного спектакля органично воплощаются традиционные общечеловеческие ценности, характерные для сказки А. Грина. В статье дается высокая оценка деятельности всего авторского и актерского коллектива, создавших яркое оригинальное представление, актуальное для современной молодежной аудитории.

В статье рассматриваются разные варианты взаимодействия сюжетных моделей детской литературы и литературы большого канона в творчестве Валентина Катаева. Объектом исследования стали две его повести: первая часть тетралогии «Волны Черного моря» – «Белеет парус одинокий» – и «Сын полка».
Первую повесть отличает достаточно очевидная ориентация на ту модель концептуализации революции, которая сложилась на рубеже 1910–20-х годов. Мистериальная модель определяет характер сюжетостроения, формируя некий внутренний сюжет, презентуемый мифологемами «красной пасхи» / «рабочей пасхи» и «паруса». Мифологемы выстраиваются двумя параллельно развивающимися сюжетными линиями, в финале повести наполняя идеологическую нагруженность традиционного романтического образа мистериальным смыслом.
Вторую повесть характеризует вписанность в конструируемую на этом этапе мифологему «большой семьи». С этим связано смещение психологически обоснованного сюжетного действия в сторону эпизации, воплощением которой становится акцентируемая архетипическая составляющая. Мифологема «большой семьи» презентуется в произведении в контексте общих для данного времени идеологических коннотаций и реализуется на всех уровнях текста: сюжетном, персонажно-образном, хронотопическом. Следствием этого становится изменение характера временной концептуализации: мистериальная процессуальность времени уступает место временной закольцованности.

В статье представлены результаты исследования глаголов с субъектом лицо в современном русском языке на материале цикла рассказов И. А. Бунина «Темные аллеи». Цель статьи – разноуровневый анализ глаголов однократности с учетом нескольких аспектов – лексикосемантического и грамматического – сквозь призму функциональной грамматики. Подобный анализ позволит выявить специфику употребления глаголов со значением однократности в идиостиле И. А. Бунина, их роль в раскрытии основного концептуального пространства рассказов автора. Новизна предпринятого исследования состоит в том, что мы основывались на морфологических и синтаксических характеристиках глаголов с учетом их сочетаемостной специфики с обстоятельствами времени, образа действия, меры и степени. Установлено, что категория однократности функционирует в двух группах (маркированная и немаркированная однократность), которые имею свои специфические морфологические характеристики, однако они, как правило, одинаково сочетаются с сирконстантами времени. Выявлена наиболее частотная группа одноактных глаголов, а именно глаголы с суффиксом -ну-. Подобное толкование позволило более детально проанализировать языковой феномен И. А. Бунина, выявить индивидуально-авторскую картину мира автора. Анализ языкового материала позволил утверждать, что функционирование глаголов со значением однократности в художественном дискурсе помогает идентифицировать авторское восприятие действительности, основанное на единстве рационального и эмоционального.

В статье на материале памятников южнорусской деловой письменности XVII в. рассматривается одна из функций указательного местоимения-атрибутива тотъ. Исследователи не раз отмечали сходство этого местоимения в некоторых контекстах с определённым артиклем в языках, где обязательно выражение категории определённости. Целью настоящей работы было выяснить, каковы особенности употребления тотъ в этой функции и насколько последовательно это местоимение используется В результате исследования на фоне большого количества употреблений указательной группы с тотъ для обозначения уже упомянутых объектов были выявлены случаи отсутствия местоимения – систематического (в конструкции «цѣна + Дат. п.», при повторном упоминании воевод и географических объектов), а также внесистемного характера. Учитывая, что указательные группы в основной своей функции не должны использоваться в качестве средства для постоянного именования уже упомянутого объекта, так как выделяют предмет из класса подобных, можно говорить об особой, артиклевой функции указательного местоимения-атрибутива тотъ. Однако непостоянство его использования в качестве средства выражения определённости не позволяет говорить о его грамматикализации в этой функции и появлении на основе местоимения тотъ определённого артикля.

Изучение способов вербализации эмоциональности на примере татарской фразеологии позволяет представить в едином комплексе возможности языка, речи и способствует пониманию менталитета и психологии татарской языковой личности. Среди признаков фразеологических единиц отмечаются образность, эмоциональная выразительность, экспрессивность и оценочность. Эти признаки часто являются наиболее существенными для фразеологических единиц. Если для знаменательных частей речи важны категориальные значения предметности, действия, состояния или признака, что обеспечивает их номинативную функцию, то в случае с фразеологическими единицами ослабление этой функции происходит за счёт усиления эмоциональной и образноэкспрессивной функций. В статье рассматриваются фразеологические единицы, которые выражают несколько смежных эмоций различной степени и интенсивности, их можно объединить в фразеосемантические подгруппы («фразеосемантическая подгруппа удивления»; «фразеосемантическая подгруппа горе, страдания, печали, уныние», «фразеосемантическая подгруппа радость, счастье» и т. д.). Все они объединяются в три основные группы: 1) положительные эмоции; 2) отрицательные эмоции; 3) нейтральные эмоции. Мы выделили две фразеосемантические подгруппы, обозначающие положительные эмоции: 1) радость, счастье; 2) спокойствие, легкость. В каждой из подгрупп фразеологизмы состоят из компонентов с национальной спецификой. Активные компоненты фразеосемантической подгруппы «радость, счастье»: күк (‘небо’), бәхет (‘счастье’), йөрәк (‘сердце’), күңел (‘душа’) и др. Активные компоненты фразеосемантической подгруппы «спокойствие, легкость»: соматизмы, күңел (душа), йөрәк (сердце), җан (душа) и др. Избавившись от негативных эмоций, таких как беспокойство и гнев, человек успокаивается и становится счастливым.

Статья обращается к вопросу общения поколений и ставит своей целью выявить виды дискурсов, актуализируемых в процессе поколенческой коммуникации. Фокус внимания статьи направлен также на идентификацию и разграничение отличительных черт дискурсов, связанных с взаимодействием поколений. Исследуемые дискурсы включают дискурс о поколении, поколенческий, межпоколенческий и внутрипоколенческий дискурсы. В качестве критерия разграничения данных видов дискурсов выступает эксплицируемая поколенческая идентичность одного и более коммуникантов. Обозначенная поколенческая принадлежность адресанта, адресата и / или адресанта и адресата манифестирует присутствие поколенческого, межпоколенческого или внутрипоколенческого дискурсов. Обращение к поколенческой тематике в процессе общения без актуализируемой поколенческой идентичности коммуникантов и акцентуация тематического выбора является критерием выделения дискурса в дискурс о поколении как отдельный подвид. Совпадающая либо отличающаяся поколенческая принадлежность участников коммуникации, а также количество коммуникантов с эксплицированной поколенческой идентичностью выступают в качестве дифференцирующего признака поколенческого, межпоколенческого и внутрипоколенческого дискурсов. Вербализованная поколенческая принадлежность адресанта манифестирует поколенческий дискурс, носящий преимущественно безадресатный характер. Экспликация поколенческой принадлежности коммуникантов позволяет разделить поколенческий дискурс на внутрипоколенческий и межпоколенческий. Если поколенческая принадлежность коммуникантов совпадает, дискурс является внутрипоколенческим. Если участники общения относятся к разным поколениям, дискурс классифицируется как межпоколенческий. Понятие «поколение» может рассматриваться с биологической и социальной точки зрения, что позволяет разграничить дискурсы на внутрисемейный (общение родственников – представителей разных поколений) и внесемейный (общение коммуникантов, не связанных родственными связями и относящихся к разным поколениям). Внесемейный подвид межпоколенческого дискурса может быть разделен на личностно-ориентированный и институциональный (если коммуникант акцентирует функцию поколения как социального института).