Научный архив: статьи

В настоящей статье анализируется сцена Электры и Ореста (ст. 211–315), составляющая первый эписодий трагедии Еврипида «Орест». Сцена имеет трехчастную композицию, цельность которой создается с помощью перекличек между ее частями и повторяющихся мотивов, связанных темой φιλία. Особое внимание в статье обращено на финальный фрагмент сцены, в котором происходит обмен репликами между Орестом и Электрой (ст. 301–315). На слова Ореста, выражающие готовность погибнуть, если Электра останется с ним и из-за этого умрет, Электра отвечает, что не уйдет, поскольку выбирает умереть вместе с Орестом. Проблема, поднимаемая в статье, связана с интерпретацией реплики Электры (ст. 307–308). Доказывается, что Еврипид пренебрегает логикой ради создания симметричной композиции. Зеркальный обмен репликами с топосом «жизнь без тебя равна смерти» внутри последней части помогает Еврипиду вывести симметрию начала и конца всей сцены, которая подчеркивает взаимность φιλία в отношениях брата и сестры.

Автором изложены результаты своих многолетних психологических научных исследований мотивации убийств, осуществленных не только по материалам уголовных дел, но и путем клинических бесед и психологического тестирования осужденных за такие преступления в местах лишения свободы. В общей сложности было изучено около 300 убийц, в том числе приговоренных к пожизненному лишению свободы. Значительный эмпирический материал был получен за время работы автора в Государственном научном центре специальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского (по совместительству) в течение более 15 лет. Названный материал включал в себя не только психологическую, но и психиатрическую информацию относительно мотивации и мотивов убийств.

На основании общей теории мотивов рассмотрены в качестве мотивов убийств хулиганство, месть, корысть, ревность, сексуальные влечения, зависть, садизм и некрофилия. Впервые в криминологической науке исследованы такие мотивы преступного поведения, как фанатическая одержимость идеей и жажда власти. Особое внимание уделено тревожности как отличительной психологической особенности убийц, оказывающей подчас решающее воздействие на мотивы преступного поведения

В статье рассмотрена семантика религиозных и духовно-нравственных мотивов в творчестве современного татарского поэта Рената Хариса (1941 г. рождения) в контексте русской классической поэзии (Г. Р. Державин, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов). Изучение переводческой рецепции Р. Хариса при переводе оды «Бог» на татарский язык (2016) показывает сложность адекватного художественного перевода на татарский язык произведений русской сакральной поэзии, основанной на православной христианской культуре. В поэмах «Реанимация» (2020), «Казан “Мәрьям анасы”» («Казанская икона Богоматери», 2023, перевод на русский язык Н. Переяслова) Р. Харис в поисках духовно-нравственных ценностей в современном противоречивом обществе обращается не только к мусульманскому, но и к христианскому дискурсу, тем самым обогащая татарскую литературу и культуру и ведя поэтический диалог с русскими классиками (А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым и др.). В поэме «Реанимация» поэт, актуализируя лермонтовскую концепцию души, воссоздает мотивы русской классической литературы. В поэме «Казан “Мәрьям анасы”» художественное воплощение образа Казанской иконы Божией Матери позволяет поставить религиозные и нравственные вопросы в исторической ретроспективе - через сопоставление русского и татарского национальных образов мира. Методология этнопоэтики позволяет рассмотреть рецепцию русской классики в переводах и оригинальных поэмах Р. Хариса, созданных на татарском языке, как «другой, иной» с учетом духовно-нравственных взглядов поэта, сформировавшихся в контексте мусульманской культуры и татарской классической литературы.

Ф. М. Достоевский никогда не был в Крыму, но мотивы, связанные с полуостровом, были эксплицированы в его художественном и публицистическом наследии как итог вторичной рефлексии. Ориентируясь на идиллические образы Тавриды, запечатленные в поэзии А. С. Пушкина и Н. А. Некрасова, журнальной литературе путешествий и полотнах русских художников-маринистов, Достоевский обогатил поэтику поздних произведений мотивом, сополагающим Южнобережье Крыма с раем на земле. В статье выдвинуто предположение, что фантазия героя «Кроткой» (1876) о благостном ожидании зова вечности на крымском юге созвучна мечте самого Достоевского. Уточняется, что внешнее сходство русского Причерноморья и европейского Средиземноморья могло позволить им стать обобщенным прототипом «счастливой земли» из «Сна смешного человека» (1877). При этом подчеркивается, что историческая роль Крыма, согласно убеждениям Достоевского, уникальна: ведь полуостров, ставший в 988 г. крещальной купелью Руси, в 1853-1856 гг. принял жребий «величайшего жертвенника» России. События Крымской кампании и обороны Севастополя глубоко переживались Достоевским. В редактируемом им еженедельнике «Гражданин» нередко появлялись заметки, посвященные севастопольским баталиям. Подвижничество русских сестер милосердия отозвалось в образах жертвенных и сочувствующих героинь романов «Бесы» (1871-1872) и «Подросток» (1875). Обращение Достоевского к крымским мотивам было сопряжено преимущественно с раскрытием смысловых граней доминантной для его творчества русской идеи.

Как прецедентный текст «Бедная Лиза» стала одновременно утверждением и преодолением сентименталистского канона в русской литературе. Это обусловило неоднозначность трактовки ее этической и аксиологической составляющих, что усугубляется сложностью решения вопроса о религиозных взглядах писателя. В связи с этим в качестве материала помимо самой повести привлекаются отдельные фрагменты из «Истории государства Российского», повесть «Наталья, боярская дочь» и диалог «Филалет к Мелодору» Н. М. Карамзина, анализ которых позволяет более детально изучить проблему. Цель - рассмотреть проблемы нравственно-религиозного содержания повести Н. М. Карамзина «Бедная Лиза». Методология исследования формируется на базе историко-литературного, сравнительно-типологического и культурологического подходов к изучению художественного произведения. В ходе исследования поэтапно рассматриваются ключевые аспекты нравственно-религиозной составляющей содержания повести. В первую очередь, внимание сосредоточено на образах родителей героини, их мировоззрении и его влиянии на внутрисемейные отношения. Утверждается мысль, что отношения матери и отца Лизы, их взгляды на воспитание дочери выстраиваются автором повести в соответствии с представлениями «народного православия». Моделью подобного мировоззрения можно считать принципы организации жизни, описанные в Домострое. Для аргументации исследовательской позиции проводится сравнительный анализ фрагментов этого литературного памятника с повестью. Важным для выбранного исследовательского вектора становится анализ пространственных образов повести «Бедная Лиза» в аспекте соотнесения с обрядовой традицией. Сделан вывод, что происходящая в сознании героини смена знаковых ориентиров не случайна и свидетельствует о постепенном замещении христианской морали языческой системой ценностей. Доказано, что мотив чистоты, традиционно интерпретируемый в качестве ключевого в образе Лизы, коррелирует в произведении с мотивами забвения, заблуждения, религиозно-этическими мотивами умирания души, возмездия, с темами вины и греха. Результаты проведенного исследования позволяют оспорить сложившийся научный стереотип. Итогом стал вывод, что в повести Н. М. Карамзина происходит диалог двух мировоззренческих систем - художественной в своей основе парадигмы сентименталистской этики и религиозно-нравственных представлений неортодоксального христианства. Формально оценка поступков Лизы дана в произведении с позиции сочувствующего повествователя, выражающего сентименталистский взгляд на мир. Но за этим просматривается комплекс более сложных проблем, связанных с ментально обусловленной религиозной этикой, также являющейся нравственным фоном раскрытия образа героини.

Рассмотрена интермедиальная и метапоэтическая семантика образа поезда. Поезд анализируется как элемент знаковой системы художественного языка, функционирующий в двух взаимодействующих аспектах: в качестве маркера связи литературного и кинематографического дискурса, в качестве индекса тематизации творческого акта. На материале произведений русской литературы ХХ-ХХI вв. исследуются формирование и функционирование кинометафоры прибытие поезда, способы изображения образов движения в пространстве, времени, внутреннем мире. Установлено, что в классической литературе докинематографической эпохи введение в сюжет мотивов железной дороги приводит к эффекту динамизации дискурса, оппозиция старинного уклада жизни и технического прогресса становится ключевой (А. Н. Островский, А. П. Чехов). Гибридизация киноприемов и литературной топики в литературе ХХ в. не только меняет приемы изображения реальности (фрагментарность, монтаж, смена ракурсов), но и актуализирует новые типы восприятия художественного произведения (А. Платонов). Поезд приобретает мифологическую семантику, ассоциируясь с событием катастрофы, смерти, Апокалипсиса, революции, а также метапоэтическую символику (Б. Пастернак). В современной литературе движение поезда соотносится с рефлексией жизни сознания (В. Пелевин), процесса создания текста (С. Соколов). В некоторых случаях соотношение эпизодов движения по железной дороге и эпизодов киносъемки позволяет усложнять повествовательную структуру, мультиплицировать переходы от внешней к внутренней фокализации (Е. Водолазкин).

В данной статье раскрываются пути и методы формирования мотивации к успеху в подростковом возрасте. Актуальность темы определяется совершенствованием системы образования, острой социальной потребностью в создании комплексной системы, направленной на формирование у подрастающего поколения способности к самостоятельному приобретению знаний, стабильности их жизненной позиции и преобладания у них мотивации к достижению успеха. Практика показывает, что не успешные люди, мотивированные избегать неудач, не находят или мало находят самостоятельно такую сферу деятельности, в которой они могли бы реализовать свой потенциал. Мотивация - одно из основных понятий, используемых для объяснения движущих сил поведения, и процесс ее теоретического осмысления далек от завершения.

В статье рассмотрена одна из основных проблем геронтологии и социологии. Речь идет, в частности, о социальной активности пожилых людей, мотивах и факторах, побуждающих их к социальной активности, а также сферах, в которых проявляется их социальная активность. Проанализированы статистические данные Агентства Республики Узбекистан и данные, полученные на основе социологических исследований, проведенных под эгидой Фонда Организации Объединенных Наций (ООН) в области народонаселения. Кроме того, автор статьи раскрывает нюансы образа жизни пожилых людей в Узбекистане, проливая свет на уникальные проблемы, с которыми они сталкиваются, и открывающиеся возможности. Поскольку демографический ландшафт в мире претерпевает значительные изменения, Узбекистан не является исключением, предпринимая меры борьбы со старением населения. В исследовании используется многомерный подход для всестороннего анализа социально-экономических, медицинских и культурных аспектов, которые формируют жизнь пожилых людей в этой центральноазиатской стране. Опираясь на сочетание количественных опросов и качественных интервью, исследование отражает многогранные проблемы, с которыми сталкивается пожилое население. Экономические ограничения, доступность здравоохранения и социальная изоляция становятся ключевыми темами, имеющими последствия для их общего благосостояния. Кроме того, в статье исследованы культурная динамика, влияющая на образ жизни пожилых людей, традиционные семейные структуры, общественные отношения и процесс влияния урбанизации на их повседневную жизнь. Преодолевая разрыв между академическими исследованиями и практическими последствиями, статья способствует лучшему пониманию сложных проблем, связанных с жизнедеятельностью пожилого населения в Узбекистане. Автор предлагает идеи, которые могут помочь в реализации политики в тесном взаимодействии с сообществом.

В статье рассматриваются радуга и животное в традициях народов мира. Целью статьи является исследование представлений (ассоциаций) о радуге как животном в мифологической картине некоторых народов мира, попытка установить структуру и возможные связи подобных представлений, при этом в компетенцию автора не входит задача установить этногенез какой-либо народности, а всего лишь определить указанные представления и показать географическое распространение параллелей. В первой части статьи представлена часть животных, с которыми проводится либо прямая, либо косвенная связь. Материалом исследования послужил Аналитический каталог «Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам», который разработан Ю. Е. Березкиным и Е. Н. Дувакиным и в котором начитывается более 80 тыс. текстов. В работе применялись как общенаучные, так специфические методы фольклористики и лингвистики. В этой части исследования рассмотрены такие животные, как лягушка, крокодил, рыба, козел, овца, конь (лошадь), корова (бык). Связь радуги и лягушки ограничивается ареально: Южная Сибирь и Тибет, при этом два текста не взаимосвязаны, реализуют разные сюжетные мотивы, т. е. невозможно вести речь о типологичности представлений. Связь радуги и крокодила / рыбы более оформлена, по сравнению с предыдущей группой, имеет четкую локализацию. Выделено весьма уникальное представление о радуге как о разноцветных овцах, которых пасет старуха на небе, у следующих народов: казахов и татар.

В статье рассматривается мотив богатырского поединка в песнях синь- цзян-ойратской эпической традиции «Джангара». Материалом исследования являются тексты песен синьцзян-ойратской версии «Джангара», опубликованные в Китае в 1986-2000 гг. на ойратской письменности «тодо бичиг» («ясное письмо»), переложенные на калмыцкий язык Б. Х. Тодаевой. Рассмотрение песен синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар» показало, что мотив богатырского поединка в песнях строится из последовательных повествовательных единиц. Мотив богатырского поединка в «Песне о том, как двухлетний Хошун Улан впервые отправился в поход» имеет характерные для устной традиции монгольских народов структурные элементы: 1) удары плетью; 2) ответный удар противника мечом; 3) нанесение ударов лбами-головами; 4) нанесение ударов грудью-головами; 5) отрывание друг у друга кусков мяса; 6) бросок противника оземь; 7) нанесение ударов противнику; 8) придавливание ребер противника; 9) связывание конечностей противника; 10) вспарывание кинжалом живота противника; 11) навьючивание противника поперек седла. В изображении героического подвига богатырей Хонгора и Хошун Улана присутствуют архаические мотивы (волшебные предметы, внешняя душа, мировое дерево Галбар Зандан и др.), унаследованные из ранних форм эпоса. Сюжеты песен о богатырских подвигах в борьбе с внешними врагами бумбайской державы показывают, что синьцзян-ойратская версия «Джангара» имеет прочную связь с архаическим эпосом, насыщена сказочными мотивами и мифологическими персонажами.

В устной традиции калмыков сказки на сюжетный тип «Чудесное бегство» (АТU 313) имеют национальную разработку и случаи заимствования. Этнической особенностью сказки «Ах дY хойр хулhн» («Братья-мыши») является то, что в ней мифическая птица хан Гаруда превращается в человека при надевании шапки, рукавиц и носков. Образ этот представляется наслоившимся на культ орла народов Южной Сибири и Центральной Азии, где исторически проживали предки калмыков - ой-раты. В сказке «Иван-царевич гидг кeвyнэ тууль» («Сказка о юноше по имени Иван-царевич»), заимствованной из русской устной традиции, герой также выхаживает птицу хан Гаруду, а не орла. Перевоплощенную (в девушку, соловую лошадь, ламу-священнослужителя) благодарную лису в сказке «Ах дy хойр хулhн» («Братья-мыши») называют «арат-мврн» -лиса-лошадь, «арат-куукн» - лиса-девушка, указывая на новый образ и ее изначальную сущность. Превращение героя сказки «Усн хадын хан» («Владыка хозяев воды») происходит благодаря чудесным способностям девушки при побеге из подводного мира. Герой сказки hорвн кyyктэ эмгн евгн хойр» («Старик и старуха с тремя дочерями»), младший из братьев, оборачивается в серого воробья (бор богшада). Представитель антагониста, посланец владыки хозяев воды, в сказке «Усн хадын хан» («Владыка хозяев воды») из легких и печени, плававших в воде, принимает облик человека. Сказки «hорвн кyyктэ эмгн евгн хойр» («Старик и старуха с тремя дочерями») и «Эгч-дy нтурвн» («Три сестры») разрабатывают мотив обращения предметов, которые достаются героям от их родителей. Чудесные вещи создают препятствия на пути преследователя: гору и лес. Непреодолимой для антагониста становится река, в традиционном мировоззрении калмыков представляющаяся границей миров. Следует отметить, что в калмыцких сказках используется универсальная контаминация мотива превращения небесных дев-лебедей в девушек с сюжетным типом «Мужчина преследуется из-за своей красивой жены» (ATU 465 А). Мотив превращения является сюжетообразующим и реализуется в разных формах бегства и погони, представляющих возвращение героя из иного мира в мир живых.

В статье рассматривается образ богатырского коня в синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар». Материалом исследования являются тексты песен синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар», опубликованные Народным издательством Синьцзяна в Китае в 1986-2000 гг. на ойратской письменности «тодо бичиг» («ясное письмо»), переложенные на калмыцкий язык Б. Х. Тодаевой, песни калмыцкой версии «Джангара», а также в сравнительно-сопоставительном аспекте привлечены эпические тексты тюрко-монгольских народов. Рассмотрение образа коня в героических песнях синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар» показало, что богатырский конь занимает особое место в фольклорной традиции ойратов, он относится к числу универсальных эпических образов, являющим собой воплощение силы, быстроты, выносливости, ловкости и многих других положительных качеств. Герой эпоса неразрывно связан с конем. Одновременно с богатырским младенцем рождается и его предназначенный судьбою скакун, который признает своего хозяина только после испытания его богатырской силы. Облик богатырского коня в эпической традиции монгольских и тюркских народов характеризуется разнообразием масти, обладанием необычных способностей и чудесных свойств скакуна (обладание человеческой речью, необыкновенные способности прислушиваться, умение летать над землей и др.). Семантика цветообозначения масти «зеерд» (рыжий) главного героя эпоса «Джангар» взаимосвязана с солярной силой, а быстроту и резвость скакуна символизирует ветер и огонь. В героических поэмах синьцзян-ойратской и калмыцкой традиции эпоса «Джангар» с помощью «украшающих» эпитетов, устойчивых сравнений и гипербол, свойственных эпическому творчеству джангарчи, ярко выделяется образ богатырского коня - верного друга и помощника в ратных делах героя.