Как на первый взгляд разнятся, как отличаются друг от друга собранные в этой книге философские очерки и работы, написанные на злобу дня, почти все носящие политический характер! В философии путь может быть трудным, но здесь мы по крайней мере уверены в том, что каждый шаг влечет за собой последующий.
В политике же нас не оставляет удручающее чувство, что всякий раз нужно идти на прорыв. Мы имеем в виду даже не случайности и не непредвиденные обстоятельства: читатель найдет здесь ошибочные прогнозы, но, честно говоря, их будет значительно меньше, чем можно было бы предположить.
Все обстоит гораздо сложнее: как если бы некий хитроумный механизм всякий раз незаметно устранял событие, только что обнажившее свое лицо, как если бы история подвергала цензуре драмы, автором которых сама же и явилась, как если бы ей доставляло удовольствие прятать себя, лишь на мгновенье, словно в замешательстве, приоткрываясь перед лицом истины, а остальное время она была бы занята тем, что срывала «продвижение вперед», повторяла заученные роли и формулировки, убеждая нас в том, что ничего не происходит. Моррас’ говорил, что в политике ему приходилось сталкиваться с очевидными вещами, в философии же он такого не встречал никогда.
Между Чистыми прудами и Садовым кольцом, в переулке, хранящем запах старой Москвы, какой она была в начале нашего невероятно длинного века, стоит диковинное полувосточное сооружение, в котором гений архитектора спорит с безвкусицей взбалмошного заказчика, — до времён нашего детства дожила легенда о том, что потомок татарских мурз проиграл свой дворец в карты. Должно быть, это было уже после того, как князь убил святого старца Распутина. Вскоре начались известные события, новый владелец палат бежал вслед за старым. Дворец остался. Несколько старых клёнов простёрли свои ветки над переулком, и каждый год расточительная осень устилает жёлтыми клейкими листьями тротуар и лужайку за чугунной оградой.
Мир ребёнка не тесней, а просторнее мира взрослых, — вопреки известной теории, мы живём в сужающейся вселенной. В день паломничества к местам детства, в одно ужасное утро, находишь сморщенный и замшелый город, лабиринт тесных улочек там, где некогда жилось так привольно. Жалкий дворик за чугунным узором ограды назывался в те времена Юсуповским садом. Там мы бродили, шурша листьями, ковырялись в земле и прыгали на одной ножке вверх по широкой каменной лестнице, и, когда возвращались парами, держась за руки, шествие возглавляла высокая, белокурая дама по имени Эрна Эдуардовна, обладавшая отличным слухом. Время от времени она оглядывалась, и тот, кто всё ещё болтал с соседом по-русски, знал, что его ждут неприятности.
В работе раскрывается малоисследованная тема — татарская философская мысль конца XVIII—XIX вв. Выводы, содержащиеся в монографии, являются определенным вкладом в понимание структуры татарской философской мысли Нового времени, позволяют уточнить и философски обосновать такие понятия, как татарское религиозное реформаторство, религиозная философия и просветительство.
Результаты исследования могут иметь практическое применение в чтении курсов по истории философии народов России, истории татарской общественно-философской мысли, при анализе жизнедеятельности А. Утьз-Имяни, А. Курсави, Х. Фаизханова, Ш. Марджани и К. Насыри.
Издание адресовано ученым, преподавателям, учащимся высшей школы, всем, кто интересуется вопросами истории татарского народа.
В прошлом году я выпустил книгу «Пропаганда», где собрал статьи, интервью, фельетоны, анкеты и выступления, написанные-наговорённые с 1990 по 1998 год, то есть в период трагикомической публикации «Бесконечного тупика».
В этом сборнике публикуются подобные же материалы за 2001–2004 годы, то есть созданные после моего «второго пришествия» в отечественную литературу. Получилось не так много, поэтому я решил добавить две философские работы, написанные в середине 90-х, а также пару интервью, взятых мною для журнала «Кто есть кто» (последние публикуются в приложении).
Четыре работы, составляющие этот том, возникли по разному поводу, но образуют предметную взаимосвязь. В первой статье я развиваю тезисы о разделении труда между философскими и эмпирическими исследованиями, вызванные примером генетической эпистемологии Жана Пиаже.
Во второй, используя в качестве модели теорию морального развития Лоренса Кольберга, я пытаюсь прояснить взаимосвязь причинно-следственных объяснений и гипотетических реконструкций. Третья статья первоначально была предназначена для юбилейного сборника, посвященного Карлу-Отто Апелю; она должна помочь дальнейшему прояснению начал этики дискурса.
Наконец, я был бы благодарен, если бы заглавная статья была воспринята как выражение доброй воли, направленной на то, чтобы (с позиции одной из сторон) применить на практике предложенное разделение труда.
Сёрен Киркегор (1813—1855) — выдающийся датский мыслитель, оказавший существенное влияние на развитие постклассической философии. Новое понимание субъективности, пересмотр вопроса об истине и радикальная критика современности (от философии Гегеля и профанированного христианства до повседневных практик самозабвения) — вот главные темы этой книги, которые диалектически переплетаются в фокусе «наивного» вопроса о том, что значит быть человеком.
Книга адресована широкому кругу читателей.
Итоговое сочинение наиболее знаменитого схоласта поздней платоновской Академии Прокла (V в.) посвящено теологическому истолкованию философии Платона, основанному на ее сопоставлении с орфическими текстами и с откровениями «Халдейских оракулов». Автор в своем изложении теологических доктрин словно бы суммирует все достижения эллинской философии в области интерпретации божественного.
Основой для рассуждений в публикуемом трактате является все многообразие знаний, накопленных за тысячелетнюю историю развития античной философии, и потому он оказывается не только оригинальным сочинением, глубоко и полно освещающим философию Платона, но и своего рода энциклопедией эллинских философских учений. На русском языке публикуется впервые.
Издание предназначено для специалистов в области истории философии, а также для широкого круга читателей, интересующихся духовной культурой античности.
Исчислим ли смысл? Все, что появляется на поверхности нашего сознания, представляет собой осмысленность. Поддается ли ее возникновение логически упорядоченному и связному описанию? Вариативны ли стратегии формирования смысла, и если да, что означает такая вариативность для представления об универсальности разума? Может ли «смысл» стать объектом научного описания или его фундаментальная субъективность не будет преодолена?
Таковы основные вопросы, поднятые в этой книге. Их обсуждение потребовало обращения к аналитической философии, лингвистике и философии языка, теориям культуры и цивилизации и другим направлениям современной мысли. Поставленные проблемы решаются методом сравнительного анализа на материале обыденного и теоретического мышления классической арабской культуры, а их рассмотрение доведено до уровня базовых интуиций, делающих возможным возникновение осмысленности. Результатом стала формулировка оснований логики смысла — теории, объясняющей закономерности формирования смысловых структур.
Трактат Цицерона «Учение академиков» впервые появляется в русском переводе. Издание оснащено параллельным латинским текстом, подробными комментариями и вступительной статьей.
Книга адресована всем интересующимся античной философией в ее оригинальной терминологии и форме.
Книга великого мыслителя XX века Исайи Берлина (1909–1998) состоит из статей и эссе, написанных в разные годы и охватывающих практически всю проблематику его научного и публицистического творчества: основания философии, свобода и детерминизм, история идей, русские мыслители, личные впечатления.
Особое место в его творчестве принадлежит соотношению идей Просвещения и «контр-просвещения» и развенчанию мифа о достижимости идеального общества — мифа, возникшего еще во времена античности, а в XX веке приведшего к страшным и трагическим последствиям.
