SCI Библиотека

Статья посвящена памяти выдающегося отечественного ученого Михаила Юрьевича Смирнова (1955–2025). Делается попытка установить его место в современном отечественном религиоведении. Рассматривается «постсоветский транзит» как контекст становления Смирнова‑ученого. Дается общий очерк его научной позиции, его понимания религиоведения как «призвания и профессии» (М. Вебер). Анализируются взгляды М. Ю. Смирнова: 1) его ранняя интерпретация христианского учения о войне и мире в рамках «научного атеизма»; 2) его философия религии, в частности, предложенное им различение религии и мифологии; 3) его социология религии, введенное им понятие «религиозно‑мифологический комплекс» и его приложение к анализу религиозной ситуации в современной России; 4) его концепция истории отечественного религиоведения; 5) его «социология религиоведения» — предложенный им анализ ситуации в современном отечественном религиоведении, понятие «религиоведческой среды»; его публицистика, в особенности; 6) его анализ понятий «светскости» и «свободы совести»; 7) его понимание отношений религиоведения и теологии. Делается вывод о приверженности М. Ю. Смирнова идеалам Просвещения как основании его научной деятельности и публицистики.

В современной российской социологии религии слабая религиозность православных интерпретируется либо как «номинальная» принадлежность к православию, либо как нахождение на той или иной ступени на линейном пути к полному воцерковлению. Каждая из этих точек зрения страдает редукционизмом, чрезмерно упрощая богатую религиозную жизнь. В современном мире границы между основными оппозициями (сакральное — профанное, религиозное — светское), на которых строилась социология религии, перестают быть очевидными. Мы пытаемся обнаружить новые религиозные темы и установить, насколько значимый вклад в их развитие вносят как традиционное церковное благочестие, так и новые ценности современности (самореализация, экологичность, телесность…). Анализ проводится в рамках Q‑методологии: выделяется 8 прототипов религиозности на основании 30 Q‑сортировок набора из 136 карточек и глубинных интервью. Набор «Слабая религиозность» для Q‑сортировки разработан с опорой на идеи «Невидимой религии» Т. Лукмана и репрезентирует 8 сфер. Каждая сфера актуализируется через набор суждений, описывающих потенциальные опыты трансцендентного на разных уровнях или указывающих на важность этого опыта. Описания (всего 136) сформулированы в третьем лице. Выделено 8 прототипов: 1) «классическая» религиозность, 2) гражданская и политическая активность, 3) отношения с другими людьми, 4) духовность (спиритуальность), 5) телесность и здоровый образ жизни, 6) творчество и личная самореализация, 7) саморазвитие и общее благо, 8) работа. Мы показываем, что полученные прототипы могут интерпретироваться именно как религиозные, несводимые к какому‑либо нерелигиозному фактору.

Философская концепция Канта в области права представляет собой стройную и в то же время в определенной степени противоречивую систему. В основе концепции права И. Канта находится идея о том, что законы должны быть основаны на рациональности и моральном долге, а не на личной выгоде или последствиях. В какой-то степени кантовская теория права есть лишь приложение к его моральной теории, изложенной в «Критике чистого разума», о чем, в частности, пишет И. Г. Фихте.

Иммануил Кант — философ планетарного масштаба, инициатор глобальных бессмертных идей, зачинатель особого подхода к важнейшим вопросам человеческого бытия. Имя его не забыто, желание современников прикоснуться к учению налицо. Поисковым системам всемирной паутины хорошо знаком запрос: «философия Канта кратко». Люди жаждут постигнуть великое и необъятное быстро и в двух словах, и вездесущий интернет берет на себя миссию коротко и ясно осветить не только нюансы распорядка дня философа и причины его безбрачия, но и прояснить серьезные, животрепещущие вопросы, которые, судя по всему, сам интернет и формулирует.

В статье рассматриваются теологические установки Церкви Иисуса Христа Святых последних дней (мормоны), связанные с Книгой Мормона, главным сакральным текстом корпуса Священных Писаний церкви, наряду с Библией. Указываются некоторые особенности теологии мормонизма, которые заставляют отнести ЦИХСПД в отдельное направление в протестантизме. Приводятся некоторые примеры связанные с отношением к животным в теологии, кодексе здоровья и символике.

Раскрывается значение геополитического фактора и его роль в процессе рецепции христианских идей в культуре Китая. Подчеркивается, что процесс рецепции способствует расширению религиозно-культурного пространства, что обеспечивает дальнейшее развитие культуры-реципиента во многих сферах как общественной, так и культурной жизни общества, т. е. геополитический фактор выступает как аспект культурной инновации. Основное внимание уделено подписанию Пекинского и Тяньцзиньского договоров, поскольку они позволили расширить проповедь христианства на всю территорию Китайской империи, сделали ее легитимной и актуальной. Отмечается, что эти договоры также стали проводниками интересов европейских держав в области торговли, позволили открыть порты для иностранных судов, улучшить дипломатические отношения, определить и узаконить границы с Российской империей. Показано, что подписание Пекинского и Тяньцзиньского договоров явилось своеобразным «культуртрегером», показавшим всю сложность и неоднозначность процесса рецепции в различных сферах принимающей культуры, а также способствовавшим укоренению христианских идей в религиозно-культурном пространстве Китая.

В статье рассматриваются представления российско-польского правоведа, философа права Л. И. Петражицкого (1867-1931) о социальном значении морали и права как инструментов достижения «сверхправового» и «сверхнравственного» идеала любви. Его рассуждения демонстрируют глубокий теоретический анализ права в его соотношении с христианской моралью, которую он считал своего рода «идеальным типом» (в веберовском смысле) морали. Отмечается, что предложенное ученым разграничение морали и права по характеру обязанностей (свободных, односторонне императивных в морали и несвободных, которым коррелируют притязания на их исполнение, в праве) соответствует христианскому представлению о свободе человека. На основе анализа концепции Петражицкого об интуитивном праве делается вывод о том, что право имеет общий с моралью психологический механизм самообязывания, что позволяет говорить о внутренней моральности права. Интуитивное право может быть рассмотрено как императивы совести, как исходная и в этом смысле естественная интуиция справедливости. Понятие интуитивного права отражает целостный морально-правовой опыт человека, описывает ситуацию правильного этического выбора, который соответствует и моральным императивам, и требованиям справедливости. Парадокс этики любви Петражицкого состоит в том, что в качестве наиболее эффективного инструмента ее достижения ученый избирает позитивное право, располагающее механизмами мотивационного давления и физического принуждения, отсутствующими в морали и интуитивном праве, в то время как проповедь евангельской вести, сопряженная со свободой ее принятия, оказывается непригодной для достижения идеала всеобщей любви. Однако трансформация свободно исполняемых императивов христианской морали в правовые обязанности вызывает эффект, противоположный преследуемой цели, так как лишает человека и морали, и свободы как ее необходимого условия. Проектируемый Петражицким социальный идеал сопоставляется с той моделью общества, которое под видом «царства покоя и счастия» без свободы было описано Ф. М. Достоевским в «Легенде о Великом Инквизиторе».

В статье анализируется оригинальная терминология святоотеческой письменности египетского и палестинского монашества IV-VII вв., встречающаяся при упоминании о практике откровения помыслов как важного пастырско-аскетического делания и формы духовного руководства в монашеской традиции указанного периода. Автор выявляет основные термины, относящиеся к данной области, анализирует контекст их употребления и различные смысловые оттенки, отражающие соответствующие формы, условия и характеристики этого делания. Современные патрологи строго различают практику откровения помыслов от исповеди, которые в древности осуществлялись во всех формах монашеской жизни - отшельничестве, полуотшельничестве, киновии и лавре. В то же время древнейшие источники не всегда отражают это различие, их внешние формы и идейное содержание. Не вполне ясными остаются и другие не менее важные вопросы: как понимали это спасительное средство великие отцы древнего восточного монашества, имело ли для них место разделение между исповедью и откровением помыслов как между двумя различными действиями покаяния, и если да, то что явилось для них четкими критериями такого разделения? Источниками для исследования были выбраны наиболее известные и значимые произведения монашеской письменности в традиции Египта и Палестины IV-VII вв. как периода формирования, развития и наибольшего расцвета как самого института монашества, так и его осмысления в аскетическом и пастырском богословии. Предметом изучения являются термины, обозначающие откровение (сокрытых помыслов, в тайне совершенных греховных падений), раскрытие (себя, своих душевных переживаний, бесовских искушений и т. п.), исповедь (грехов, страстного расположения души и его губительных последствий) и т. д.

В статье приводятся результаты анализа проблем законов шариата и шариатизации права в современном индонезийском обществе. Данная область пока мало изучена в современной российской историографии. Феномен шариатизации исследуется через призму реакции общества на форсированную модернизацию, которая стимулировала рост противоречий между шариатом как частью традиционной политической и правовой культуры и нормами, трансплантированными в светскую модель развития. Автором проанализированы: 1) основные проблемы соотношении светского и религиозного права в Индонезии; 2) феномен правового параллелизма в Индонезии, что является следствием ограниченного фактического внедрения норм шариата в юридические и политические практики; 3) роль университетов как тех интеллектуальных центров, которые актуализируют и аккумулируют общественный запрос на шариат в индонезийском социуме. Предполагается, что в Индонезии исторически сложился правовой параллелизм, основанный на одновременном и параллельном развитии светского права и законов шариата. Автор приходит к следующим выводам: 1) политическая модернизация и формирование в Индонезии светского государства не привели к значительному ослаблению мусульманских правовых традиций; 2) сфера применения шариата весьма ограниченна, что признается мусульманскими интеллектуалами, в основном это развитие иджтихада, сфокусированного на академическом изучении шариата; 3) дискуссии о шариате и его месте в правовых практиках локализованы на уровне университетского сообщества, что определяет сдержанное отношение общества к проблемам и перспективам шариатизации.

   «Порядок», «подчинение», «власть», «репрессия» суть явления, с которыми чаще всего ассоциируется понятие «иерархии». Насколько нам известно термин «иерархия» впервые встречается в Ареопагитском корпусе. После герменевтического анализа определения иерархии именно в первом употреблении слова выявлен ряд смыслов, отсутствующих в сегодняшнем понимании иерархии: иерархия является не только порядком, но и знанием, и действием, и богоподражанием, она связана с различием в природе вещей, но в то же время она динамична, а не статична. Исходя из центральной роли понятия «Божественного действия» при описании иерархии, мы утверждаем, что в Ареопагитиках прослеживается процессуальная логика арабо-мусульманского мира, а не субстанциальная логика греко-западноевропейского мира. Предложено объяснение этого парадокса на основе соизмеримости ареопагитской и акбарийской традиций, что и подтверждается историческими данными.