SCI Библиотека

Санкт-Петербургский корпус агиографических текстов (СКАТ), поддерживаемый кафедрой математической лингвистики СПбГУ, содержит 22 жития севернорусских святых XV–XVII вв. Для них вводится XML-разметка, позволяющая, в частности, анализировать элементы содержания. Для восьми житий выполнена разметка содержательной структуры, то есть применено деление на главы и более мелкие элементы структуры текста. Основная часть житий корпуса повествует о подвижничестве основателей монастырей на северных русских землях, поэтому при сопоставлении таких текстов удалось выявить общую схему развития сюжета с довольно подробным членением. Тем не менее два из размеченных текстов представляют собой жития чудотворцев, то есть отличаются по типу подвига святого. Сравнение житий разных типов позволяет не только анализировать различия, но и определить общие элементы содержания, характерные для всех текстов.

Статья вводит в научный оборот еще одну редакцию Жития митрополита Филиппа, которая принадлежит перу архимандрита Тихона, создателя Латухинской Степенной книги. В результате текстологического анализа было установлено, что в качестве основного источника автор в 1676 г. использовал текст Проложной редакции Жития, к тому времени уже дважды изданной (в 1639 и 1675 гг.). Хотя в большей части памятника совпадения с источником являются дословными, принципиальные изменения были произведены в его композиционном завершении: исключены заключительные фрагменты Проложной редакции. Вместо них оказались добавлены три новых эпизода, два из которых (казнь Михаила Колычева и прислание его головы заточённому митрополиту Филиппу и краткий рассказ о наказании клеветников святителя) попали из редкой редакции Милютинской Минеи Жития. Самые значительные семантические изменения произошли после появления заключительного фрагмента новой редакции: благовещенский протопоп Евстафий, духовник царя (согласно основным редакциям памятника, один из главных гонителей Филиппа) становится «поборником» по святом и предан Иваном Грозным мучительной казни: сброшен под лед в Москву-реку. Однако, несмотря на его чудесное спасение (почти через 1,5 км он вышел из проруби живым), царь приказал вновь бросить его под лед. Так, гибель первосвятителя и духовника царя лишает защиты все царство, что подтверждает следующий за этим текстом рассказ о гибели Новгорода.

В статье представлены результаты исследования «Поучения в неделю Цветную» Иоанна Ростовского – памятника древнерусского красноречия, посвященного прославлению праздника Входа Господня в Иерусалим, который известен в единственном списке XVI в. в составе Пролога мартовского полугодия. Целью работы стало определение времени создания сочинения и обсуждение вопроса о его авторстве. Проблема датировки и атрибуции текста заключается в том, что ростовскую кафедру в XII–XIV вв. занимали два епископа с именем Иоанн, каждого из них можно рассматривать в качестве вероятного автора Поучения, однако убедительных доказательств в пользу одного из них пока не было представлено. В статье указаны вероятные источники Поучения, которые могут быть учтены при решении вопроса о времени создания текста. На основании анализа летописных известий об Иоанне Ростовском, занимавшем епископскую кафедру в 1190–1213 гг., высказано предположение, что «Поучение в неделю Цветную» было произнесено этим епископом в Успенском соборе во Владимире 18 марта 1190 г., в день празднования Входа Господня в Иерусалим.

«Повесть о Варлааме и Иоасафе» – одно из популярнейших средневековых сочинений, известно в нескольких славянских переводах. Болгарский перевод Повести, относящийся к XIV в., стал известен на Руси не позднее начала XV в., поскольку именно к этому времени относится старший список (Библиотека Российской академии наук, собр. П. Н. Доброхотова, No 37). Рукопись долгое время бытовала в землях Великого княжества Литовского. Это ставит вопрос, была ли она написана в Литовском княжестве или привезена туда из Московского государства. В рукописи встречаются необычные палеографические особенности: написание половинок букв в конце строки и использование киноварных инициалов в середине слова. Сходные особенности характерны для рукописей северо- западного региона, от Пскова до Белозерья. Это позволяет относить старший восточнославянский список болгарского перевода «Повести о Варлааме и Иоасафе» к северо-западному региону и предполагать, что рукопись была перемещена в литовские земли в XV–XVI вв.

С конца XV в. можно наблюдать более широкое присутствие и использование книги Откровения в России, вероятно, благодаря культурному влиянию Запада, где эта новозаветная книга и ее экзегеза были гораздо более распространены в контексте средневекового профетизма и реформаторских тенденций. Несомненно, важную роль должен был сыграть вопрос о датировке конца света, который беспокоил сознание того времени и который в восточнославянском мире связан с вопросом о седьмом тысячелетии (1492 г.).

Именно в этом контексте следует интерпретировать разное использование образа жены Апокалипсиса в сочинении Об обидах церкви, в Послании старца Филофея, адресованном дьяку М. Г. Мисюрю Мунехину, а также в Слове о нестроениях и бесчиниях Максима Грека. Если в первом сочинении анонимный автор держит эсхатологический горизонт на переднем плане с сильным призывом к верности христианской традиции не только в доктринальном, но и в моральном плане, то в своем Послании старец Филофей использует этот образ для иллюстрации идеи о переносе христианской Церкви и одновременно царской власти в Москву, в то время как афонский монах превращает образ жены в воплощение харизмы власти, выстраивая диалог, в котором главный герой – жена по имени Василия – иллюстрирует моральный упадок царств и княжеств того времени, призывая к обращению правителей и следуя подходу, который остается чуждым идее Третьего Рима.

Статья посвящена исследованию образа Китая, представленного на страницах выпускавшегося харбинским Обществом русских ориенталистов журналом «Вестник Азии» в период 1909-1917 гг. Сложившийся в сознании российского образованного общества к началу ХХ в. образ Китая, несмотря на его диаметрально противоположные сущностные оценки, в целом находился в русле западоцентризма с преобладанием негативного подхода в восприятии «отсталых» и «застывших» азиатских обществ. Харбинские ориенталисты, являясь частью российского «колониального» аппарата в Маньчжурии, реализовавшего здесь имперские культуртрегерские задачи России, далеко не всегда разделяли официальный имперский ориенталистский дискурс и неоднозначно трактовали государственные интересы России на Дальнем Востоке - идею, занимавшую центральное место в их публикациях, имевших общественно-политический характер. Образ Китая в публикациях «Вестника Азии» в целом выдержан в контексте западнического ориенталистского дискурса, но в то же время имеет ряд вариантов. В период, предшествовавший Синьхайской революции, важнейшей характеристикой в презентациях Китая являлась метафора «пробуждения», «обновления» страны по западному образцу, сочетавшаяся с антиимперской направленностью ориенталистского дискурса. Синьхайская революция принесла разочарование харбинским ориенталистам и заставила их усомниться в возможности кардинальных преобразований в китайском обществе. В годы Первой мировой войны ориенталистский дискурс публикаций «Вестника Азии» приобрел ярко выраженный имперский характер. Китай позиционировался как страна «недружелюбная», неспособная к прогрессивному «обновлению» и едва ли не потенциальный союзник Германии, чем оправдывалась империалистическая политика России и Японии по разделу Северо-Восточного Китая на сферы влияния.

Статья посвящена проблеме уральской идентичности, традиционно исследуемой в этнографии, лингвистике, истории, психологии, филологии, наряду с вопросами «русский архетип», «русский характер», «русская / славянская душа». Автор анализирует интерпретации понятия «уральская идентичность» на материале преимущественно прозаических произведений ХIХ-XXI вв. об Урале и людях уральского склада в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка, литературе 2010-2020-х гг., романе-хронике В. Катаева «Время, вперёд!» (1932/1933), мемуарах американского рабочего Дж. Скотта о Магнитострое (записи 1941 г.), документально-публицистическом издании Л. Лузина «Поколение-62» (2010). Анализ интерпретаций уральской идентичности проводится в аспекте соотнесения образа России с образами людей, предметами, картинами, связанными с Уралом. Новизна исследования заключается в анализе смыслов в интерпретациях уральской идентичности в отечественной литературе ХХ-XXI вв. и анализе интерпретаций русского характера в беллетристической, документально-публицистической прозе XXI в. Методология статьи складывалась из сочетания историко-сравнительного, биографического и типологического методов исследования в литературоведении. Вопрос уральской идентичности потребовал обращения к методам смежных гуманитарных наук и результатам исследований стереотипов поведения, традиций, ментальности россиян, проводившихся на рубеже ХХ-XXI вв. отечественными психологами (Психологический институт РАН), применявшими теоретические аспекты изучения сознания больших групп населения и собственно психологические методы.

Советское освоение Арктики и Севера в целом в XX в. по масштабам, темпам и результатам носило беспрецедентный характер. Этот уникальный опыт освоения, с его плюсами и минусами, требует исторического осмысления. Особенно в контексте взаимодействия человека и природы, что важно для современного хозяйственно-экономического освоения региона. Государство, используя различные механизмы, активно формировало в советском обществе положительный образ Арктики, Севера в целом, «переделывая» минусы региона в плюсы. В статье дан анализ роли концепта «природа» в конструировании образа северного города в художественно-публицистической литературе как интеллектуального конструкта на примере города Норильска. Теоретико-методологической основой исследования стала концепция географических образов, сформулированная в работах Д. Н. Замятина. Можно констатировать, что в советском обществе и науке укоренился стереотип, что основным объектом управления и преобразования должна быть природа, видоизменять которую можно с любыми скоростями и в неограниченных размерах. Эти обстоятельство необходимо учитывать сейчас. Необходимо переходить от стратегии «освоения» к стратегии «обживания» Севера. Государству не на словах, а на деле в процессе «обживания» Севера необходимо опираться не только на властную вертикаль и госкорпорации, но и на гражданское общество.

Предлагается сравнительный анализ художественных стратегий репрезентации автобиографического героя в прозе Е. В. Харитонова и Э. В. Лимонова раннего периода творчества писателей. Актуальность и новизна исследования обусловлены неразработанностью настоящей проблемы и недостаточной изученностью наследия писателей в целом. В качестве предмета исследования выбраны образы главных героев центральных произведений в творчестве Харитонова (тексты сборника «Под домашним арестом», 1969-1981) и Лимонова (романы «Это я - Эдичка», 1976; «Дневник неудачника, или Секретная тетрадь», 1979), имеющих явно автобиографический характер. В результате сопоставительного анализа образов протагонистов и особенностей их репрезентации устанавливаются характерные сближения в реализации авторами экзистенциального конфликта русского интеллигента 1970-х годов, связанного с изображением героя маргинального типа, идентифицирующего себя в статусе «русского писателя», в условиях эмиграции (Лимонов) и в ситуации вынужденной творческой изоляции (Харитонов), выявляется динамика изменения формы автобиографических текстов.

Предметом рассмотрения стали различные модели будущего развития страны и общества в произведениях С. Д. Кржижановского «Воспоминания о будущем», «Клуб убийц букв», «Желтый уголь». Несмотря на то что антиутопические мотивы являются сквозными в творчестве писателя, они не становились предметом отдельного изучения в литературоведении, что обусловило новизну исследования. Его актуальность связана как с важностью анализа антиутопической проблематики для углубления понимания идейных и философских аспектов творчества писателя, так и со злободневным звучанием поднятых им вопросов. Кржижановский, в отличие от оптимистичных картин общества будущего советской литературы, давал мрачные прогнозы, рисуя пропитанную страхом атмосферу Москвы 1930-1950-х годов («Воспоминания о будущем»), мировой энергетический кризис («Желтый уголь»), показывая разрушительные для личности последствия биоинженерии и централизованного регулирования частной жизни («Клуб убийц букв», «Желтый уголь»). Специфика образа будущего, созданного писателем, уточняется при соотнесении его футурологических прогнозов с картинами будущего в произведениях современников.