SCI Библиотека

В статье рассматриваются проблемы интертекстуальных связей рассказа Р. Киплинга The Man Who Would Be King (1888) и одноименного поэтического текста (2010) британской рок-группы Iron Maiden. Исследуя тексты рассказа Киплинга и песни Iron Maiden в социальном, политическом, культурном, колониальном и постколониальном контекстах, погружаясь в идейно-художественное своеобразие обоих произведений, авторы приходят к выводу, что Киплинг и Iron Maiden своеобразно осмысляют общие архетипические образы, в числе которых - античный герой, библейский персонаж, представитель тайного общества, трикстер, воинствующий просветитель и кающийся грешник. В статье анализируется многозначность авторских интерпретаций персонажей обоих произведений, но в особенности - музыкантами Iron Maiden, в аспекте античных, языческих, месопотамских, ветхозаветных иудейских и новозаветных христианских мифологем. Авторы статьи комментируют отход рок-поэтов Iron Maiden от киплинговской иронии и осуждения героев-авантюристов, носителей идеологии имперскости и «бремени белого человека», для которых поход в незнаемую страну - колониальный захват, в то время как для героя рок-варианта сюжета рассказа Киплинга преодоление горных кряжей и перевалов, предпринятое из гордыни и презрения к «миру дольнему», в конечном счете оказывается восхождением к самому себе, способом, внимая красоту «горнего мира», осознать собственную внутреннюю никчемность и роковую потерю человечности в себе. В статье акцентируется трагическая сторона лирического повествования Iron Maiden о заблудшем человеке, подчеркивается значимость идеи судьбы и неотвратимости наказания, кары небесной, спасения через покаяние. Во многом подобный поворот связан со своеобразной эстетикой такого направления в современной музыке, как heavy metal. В статье подчеркивается, что в художественном целом произведений соотношение образов рассказа Киплинга и песни Iron Maiden с универсальными архетипами придает объем их интертекстуальной перекличке как таковой, а также актуализирует связь «большой» литературы и рок-поэзии, раскрывает художественный и образовательный потенциал этих произведений.

Исследование функционирования лакун в повествовании можно рассматривать как одну из актуальных задач современной нарратологии. Об этом свидетельствуют и недавние работы (2023) нарратологов Дж. Принса и В. Шмида: первый дополняет собственную типологию лакун, уже включающую «дизнаррацию» и «альтернаррацию», новыми способами наррации - «недорассказанным» и «сверхрассказанным». Второй предлагает сконцентрироваться на «нерассказанном» - том, что не представлено в повествовании, но имеет отношение к рассказываемой истории. Исследование лакун тем более актуально в применении к современным повествовательным формам: не получившим пока должного внимания исследователей. Среди них - разветвленное повествование, представленное в романе «4321» П. Остера (2017). Особенностью этой формы становится ее ориентация на «сверхнаррацию» (в терминах Дж. Принса): она рассказывает читателю не об одной жизни героя, а сразу о четырех. Каждая новая «жизнь» героя в романе - отдельная фабульная линия, вступающая (с точки зрения событийности) в противоречие с другими (в одной герой умирает, в другой - еще жив и пр.). При этом на уровне читательского восприятия такая «автономность» каждой из линий не сохраняется: читатель неизбежно соотносит эти линии между собой, и события, в них представленные, неизбежно (в его воображении) накладываются друг на друга. Как в таком типе современного повествования функционируют нарративные лакуны? И какой эффект производят? С увеличением фабульных линий прогрессивно расширяется и зона лакун: так, за умножением «знания» о герое следует и увеличивающееся, ограничивающее его возможности «незнание». Более того: поскольку каждая линия, хоть и является «автономной», по-прежнему рассказывает читателю об одном и том же герое, появление новых событий в каждой следующей линии производит на него эффект заполнения лакун в линии предыдущей. Функционирование лакун на уровне фабулы и на уровне читательского восприятия в такой повествовательной форме разнится: на уровне фабулы лакуны остаются «постоянными» (в терминах В. Шмида), а на уровне читательского восприятия - «временными». Роман П. Остера, являясь примером разветвленного нарратива, метарефлексивно интенсифицирует эту его особенность: несколько глав романа заканчиваются указанием нарратора на лакуны, которые в последующих частях, соответствующих этой линии, заполнены не будут. Читательское внимание - благодаря таким «указателям» - концентрируется на этих лакунах, и тем заметнее становится их «временный» характер при соотношении разных фабульных линий.

|
|
|

Данная статья является первой частью диптиха, посвященного литературной и театральной судьбе ранней пьесы Бернарда Шоу «Ученик дьявола» (1897) в России. Проводится компаративное исследование нескольких дореволюционных переводов данного произведения на русский язык. Основное внимание уделяется совместной работе И. Данилова и К. И. Чуковского (1908), переработке драмы Н. А. Смурским (1909) и переводу Н. Е. Эфроса (1910). Целью данного труда являются рассмотрение условий создания переводов и адаптаций текста Шоу, задач, стоявших перед переводчиками, выбранных ими стратегий и оценка влияния этих факторов на восприятие драмы русской публикой. Также используются элементы культурологического подхода за счет привлечения критических обзоров, основанных на указанных переводах спектаклей в театральной периодике. На основе архивных материалов ЦГАЛИ и РГАЛИ более подробно анализируются постановки «Ученика дьявола», организованные Передвижным театром П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской в 1909 г. и Александром Таировым в 1910 г. Выявляются особенности подходов в режиссерской и актерской интерпретации текстов, с одной стороны, и восприятия драмы Шоу критиками, с другой. Делается вывод о том, как историко-культурный контекст влиял на печатную и сценическую судьбу произведения в дореволюционной России, и каким образом он подготовил почву для дальнейшего пути пьесы в Советском Союзе. Данное исследование является первым в своем роде как в российской науке, так и за рубежом.

В статье изложены результаты исследования, направленного на определение эпистемологических ориентиров художественного творчества А. Мердок в их отношении к эстетическим принципам литературного постмодерна. Конкретными предметами изучения являются поздние романы писательницы, а именно «Книга и Братство» (1987), «Послание планете» (1989) и «Зеленый рыцарь» (1993). Контаминация повествовательного текста и философского метатекста в названных произведениях дает основание для применения к ним междисциплинарного подхода и системных методов исследования. Целевая установка системного приложения литературоведческих приемов интертекстового анализа и инструментов философской герменевтики заключается в выявлении синергических коннотаций двух планов нарратива и эмерджентного итога синергии в рамках заданной в статье проблематики. Дискурсивная аналитика смысловых связей между содержательными и формообразующими элементами изучаемых романов позволяет воссоздать их консолидированную эпическую перспективу и эпистемологический горизонт, определяющий границы художественной интерпретации объектов реальности. Целенаправленное рассмотрение восстановленной перспективы обнаруживает сведение ее проекций к мировоззренческой позиции литературного героя, поскольку он выступает в качестве централизованного субъекта всех образных репрезентаций и когнитивной деятельности. Последующее изучение мировоззренческого поля-горизонта выявляет гносеологические маркеры опытных и ценностных критериев истины, раскрывая таким образом зависимость созидательной деятельности героя от познания объективной действительности. Подчеркнутые линии путей персонажей от априорных представлений к опытному знанию свидетельствуют о намерении автора создать возможность перехода от модернистских приоритетов эгоцентрической субъективности к традиционной концепции эксцентрического объективизма в искусстве. Системное обобщение полученных данных влечет за собой закономерный вывод о том, что авторские разработки в области эпистемологии были направлены на активизацию познавательных и дидактических функций литературы с целью совмещения художественных черт картины мира с требованиями ее целостности и достоверности.

В статье рассматриваются произведения из британской традиции готики ужасов, или френетической готики («Монах» М.Г. Льюиса, «Вампир» Дж.У. Полидори), а также роман «Франкенштейн, или Современный Прометей» М. Шелли, по сути, первый в английской литературе представитель научной фантастики, в сопоставлении с «Преступлением и наказанием» Ф.М. Достоевского. Для Достоевского был важен элемент фантастического в готике ужасов как зримая связь с уровнем бытия за пределами материального мира. «Вампир» и «Монах» демонстрируют некоторую тематически-мотивную общность с творчеством Достоевского в целом и «Преступлением и наказанием» в частности: «вампирические» описания внешности героев (Свидригайлова и Ставрогина), вытекающий из этих описаний мотив «живого мертвеца», тема соотношения страсти и разума, тема сладострастия. Эти параллели особенно актуальны для «Преступления и наказания», т.к. подчеркивают ключевые, повторяющиеся мотивы Достоевского, не всегда столь очевидные применительно именно к Свидригайлову. Однако наиболее интересные параллели типологического свойства наблюдаются между сквозным сюжетом Достоевского (попытки человека самообожиться, т.е. выйти за пределы своей природы в сторону божественности) и сюжетом романа М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». Если тема самообожения в целом не является новаторской (среди предшественников Шелли и Достоевского - эпические поэмы разных стран и народов, трагедии К. Марло и У. Шекспира), то у Шелли и Достоевского впервые человек оказывается не в силах соперничать с Богом не в созидательной или разрушительной мощи, но в способности к любви. Неспособность к подлинной христианской любви к людям была также элементом «Монаха», но именно в романе Шелли она выходит на первый план. Таким образом, английская готика ужасов и творчество Достоевского связаны как на уровне отдельных тем и мотивов, так и на уровне религиозно-философского осмысления телеологии человеческого бытия.

В представляемом исследовании роман «Войти в образ» (1991) Генри Лайон Олди (творческий псевдоним Дмитрия Евгеньевича Громова и Олега Семёновича Ладыженского) рассмотрен как часть гамлетовского текстового пространства современной русскоязычной литературы. Проанализированы особенности репрезентации евангельского кода романа, обусловленные авторской концепцией художественного мироустройства, предполагающей воссоздание действительности по сценическим законам. Установлено, что трансформация евангельского кода в романе происходит в первую очередь на уровне образной системы (Актер-Гамлет-Христос, наставник/Мастер-Мессия, ученик/подмастерье-последователь, сценическое слово как Логос, театр как религия, бездна как невоплощенное творчество), мотивной структуры (мотивы наставничества, веры, спасения и воскрешения души), идейно-тематического наполнения художественного произведения (тема искусства и его Творца, проблема веры и безверия, идея искупления человеческих грехов - гуманистическая миссия главного героя) и детерминирована прежде всего театральностью как ключевой поэтологической категорией романа, лежащей в основе построения художественной действительности «Войти в образ». В связи с этим особое внимание в работе обращено на репрезентацию шекспировской театральной метафоры, а также на интертекстуальную связь романа Г.Л. Олди с трагедией Уильяма Шекспира «Гамлет, принц датский».

Статья посвящена рассмотрению вопросов о том, какой сонет оказался первым образцом национальной жанровой формы в английской поэзии, и о том, какие отношения связывают его текст с предшествующими традициями и конкретными памятниками. Материалом исследования явился фрагмент рыцарского романа Джона Метэма «Аморий и Клеопа». Актуальность исследования обусловлена малой изученностью этого текста. Анализируется форма графической организации выбранного фрагмента на фоне сопоставлений с разными способами организации классических итальянских сонет, затем содержательные мотивы и цельный сюжет фрагмента соотносятся с содержанием книги Петрарки «О средствах против всякой Фортуны» и более подробно - с сюжетом ранней поэмы Чосера «Книга Герцогини». Отмечается общая боэцианская тема Колеса Фортуны и оцениваются как движение сюжета у Чосера и Метэма, так и фигуры их жалующихся рыцарей, а также причины их страданий. В процессе анализа удается установить, что фрагмент романа, оформленный автором по образцу итальянских сонетов, но с оригинальной рифмовкой, которая станет известна как рифмовка английского сонета, проявляет пародийный характер по отношению к текстам Петрарки и Чосера.

Статья посвящена исследованию поэтики романа Э. Сиболд «Милые кости». В исследовании использованы сравнительно-исторический и структурный методы. Научная новизна работы видится в изучении романа как произведения о несостоявшемся взрослении с учетом его идейно-художественной специфики: посттравматический нарратив, повествование от лица героини, которой уже нет в живых, двоемирие, тип героя (подросток, стоящий на пороге взросления). Исследуется пространственно-временная организация повествования, выделяются земные и небесные топосы. Анализируется система персонажей романа, делается вывод о том, что взросление главной героини сопряжено с внутренней эволюцией каждого из ее близких, история которых разворачивается как в романном настоящем, так и в прошлом, о котором читатель узнает благодаря ретроспекциям. Отмечается специфика наррации: главной героини уже нет в живых, она обладает всеведущей позицией, способностью проникать в сознание других персонажей. Избранное для анализа произведение рассматривается в контексте трансформации жанровых структур романа инициации: Сюзи является одновременно «проводником» для своих близких и переживает взросление сама. Основополагающим становится эмотивное пространство: мрачная безнадежность сменяется мотивами надежды, всепрощения, веры в финале произведения, что позволяет отнести данное произведение к такой разновидности романа инициации, как роман-освобождение. Делается вывод о том, что в современной американской литературе сюжетообразующую роль играет тема становления, внутренней эволюции человека.

В статье рассматривается роман З. Смит «О красоте» (2005) в контексте традиции университетского романа. В целом писательница придерживается рамок традиции, воспроизводя типичные для романов такого рода сюжетные ситуации, описывая университетскую среду, столкновения интересов в преподавательской среде, взаимоотношения со студентами. Один из центральных героев романа, Говард Белси, попадает в типичную для университетского профессора, переживающего возрастной кризис, ситуацию распада семьи, что также характерно для сюжетов подобных романов. Новаторство Зэди Смит состоит в том, что она ставит вопрос о замкнутости университетской среды, ее социальных, расовых и нравственных аспектах. На уровне пространства это выражается в акцентировании закрытости университетского пространства и способах проникновения через его границы. Образ Карла Томаса, молодого черного юноши, нарушающего границы университета Веллингтон, описанного в романе, позволяет поставить вопросы о наличии возможностей для молодых и свободных расово инаковых людей найти себе место в американском обществе начала XXI века. Особое внимание в статье уделяется описанию пространства университета в романе в соотнесении с другими типами пространства.

В статье рассматривается антиутопия британского писателя Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня» (2005). Избранный для анализа роман представляет собой текст дневника, в котором мемуары главной героини используются как средство представления трансгуманистического будущего. Главная героиня романа, Кэти Ш., ведет дневник, который определяет всю нарративную организацию текста. Роман рассматривается как постмодернистский пример продолжающейся художественной традиции, в которой личный, частный опыт, запечатленный в дневнике Кэти Ш., ведет читателя через фикциональный мир. В статье анализируются жанровые и стилистические особенности дневника с целью выявления нарратологического своеобразия романа. Прием дневниковых записей позволяет читателю увидеть, как события и история Кэти Ш. развиваются с течением времени. Эта структура создает уникальный повествовательный подход, который позволяет читателю проследить психологическое взросление и становление персонажа Кэти Ш. и ее путь самопознания. Дневник Кэти служит недостоверным, но единственным источником информации в романе, что позволяет читателю перенять эмоциональный опыт героини, примерить ее образ мыслей, окунуться в ее сокровенный мир желаний. Принимая фикциональный мир за правдоподобный, читатель глубже проникает в повествование романа лауреата Нобелевской премии по литературе, в котором поднимаются вечные и глубоко философские темы, такие как человечность, память, любовь, смерть и смысл жизни.