Архив статей журнала
Статья посвящена анализу монографии Д. А. Головушкина «Дискурс обновленчества: настройка оптики», посвящённой изучению проблем понятийн-терминологического аппарата, контекста, метода и терминологического аппарата в дискурсе русского православного обновленчества начала XX в. Автор попытался проанализировать проблемы истории и современного состояния дискурса обновленчества; понятийно-терминологический аппарат дискурса обновленчеств; контекст и метод в дискурсе обновленчества; концептуальное пространство дискурса обновленчества. Автор дал своё определение русского православного обновленчества и попытался доказать, что это - распределённый проект реинституциализации, а впоследствии деинституализации русского православия в меняющихся политических и социокультурных условиях первой половины XX в.
В статье рассматриваются взгляды Ханны Арендт и Вальтера Беньямина на взаимосвязь между созданием вещей и созданием историй и их отражение в рассказе Габриэля Гарсиа Маркеса «Самый красивый в мире утопленник». В «Vita Activa» Арендт выделяет три основых вида человеческой деятельности: труд, создание и действие, результатом последней из которых являются рассказываемые людьми истории. Еще ранее, предвосхищая мысли Арендт, Беньямин связал упадок искусства повествования с заменой ремесла высокотехнологичным производством в капиталистическом обществе модерна. В рассказе Маркеса совместное творчество и сопутствующие ему истории выступают как средство преодоления отчуждения и превращения непонятного и чужого в местное и понятное. В статье обсуждаются философские и социологические аспекты рассматриваемых концепций, их применимость для решения современных социальных проблем.
В статье дается обзор, приводится систематизация и предпринимается критический анализ механизмов поддержки языка и нематериальной культуры водского народа, осуществляемых энтузиастами спасения водской культуры и представителями государственной власти с момента зарождения последней волны национальной ревитализации на Северо-Западе России и по настоящее время (1987-2023). Сделаны выводы о степени эффективности рассмотренных в работе мер поддержки, а также предложены рекомендации по реформированию существующей системы механизмов в интересах дальнейшего сохранения и развития языка и культуры водского народа.
В статье исследуется взаимосвязь литературно-критических статей об Иосифе Бродском Льва Лосева и поэтическое творчество последнего. Выдвигается гипотеза о связи основных поэтологических особенностей ряда текстов Лосева из его статей, посвященных осмыслению творчества друга и современника. Лирические стихотворения Лосева рассматриваются в со- и противопоставлении как с непосредственно связанными произведениями Бродского, так и в метапоэтическом аспекте. Последний предполагает выявление тех особенностей, отмеченных Лосевым по поводу Бродского, которые в той или иной мере реализовались им в собственном творчестве. Предметом анализа становится венецианский текст обоих поэтов, с общим тематическом и образно-мотивным рядом.
Статья посвящена освещению вопросов рецептивного восприятия прозы и поэзии классика русской литературы начала ХХ в. Ивана Бунина (1870-1953) в Китайской Народной Республике. Показано, что мир русской литературы существенно влияет в новых условиях на научное мировоззрение китайских ученых, на интеллектуальные увлечения китайского читателя. В ходе освещения проблемы сделан акцент на том, что морально-этические слагаемые русской литературы, бунинской прозы и его поэзии существенно влияют и на эстетическую сторону произведений китайских авторов. Продемонстрировано, что активное привлечение работ российских буниноведов значительно обогащает глубину аналитических исследований китайских ученых. Сходство проблемно-тематического уровня художественного наследия Бунина и древней и современной китайской поэзии (литературы в целом) позволяет говорить о сходстве общечеловеческих ракурсов различных культур.
Данная статья посвящена особенностям духовного пути И. С. Шмелева: потеряв старую традиционную Россию, писатель сумел сохранить ее облик в художественном слове. Чаша страданий, которую пришлось испить Ивану Сергеевичу, становится Евхаристической чашей, пронизанной светом Воскресения, что находит отражение в его творчестве, в возрастании от «Солнца мертвых» к «Солнцу живых». Страдание для И. С. Шмелева христологично: боль и несправедливость покрываются радостью Пасхи, а человек рассматривается не просто как сформированная средой совокупность поступков, но как «Господень сосуд», запечатлевший в себе образ и подобие Божие. Именно такое видение личности, России и мира в целом способно остановить процесс «расчеловечивания», который врывается в XX век с революцией, войнами и другими катаклизмами.
В статье на материале творчества Ивана Бунина и так называемых писателейдеревенщиков 1960-1980-х гг. рассматриваются духовно-нравственные связи, существовавшие между этими писателями, между интенциями, проступающими в их текстах. В ходе работы показано, что, подобно тому как Иван Бунин, вынужденно оказавшийся в эмиграции, вдалеке от родины, страдал, томился, эксплицировал в своем творчестве мотивы прощания, памяти, любви к былому прошлому, так и писатели-деревенщики, казалось бы, оставаясь в пределах своей родной страны, тем не менее демонстрировали обострение в их творчестве тех же мотивов - мотивов прощания с родной деревенской общиной, с уходящей в прошлое русской деревней, мотивы памяти о прошедшем и уходящем. Таким образом, объективная эмиграция одного условно нашла продолжение во внутренней субъективной эмиграции других. Исторически разные эпохи, как показано в работе, актуализировали родственные мотивы, пронизанные глубокой любовью к Отечеству, опорой на ее прошлое и духовной веры в ее возрождение.
Обширную литературу об Андрее Тарковском, отечественную и зарубежную, условно можно разделить на несколько групп исследований: 1. обращенные к биографии режиссера, 2. раскрывающие историю создания и рецепции отдельных фильмов, 3. адресующиеся к проблематике кинематографа Тарковского, 4. претендующие на создание концепции творчества режиссера, 5. осмысляющие кинематографический язык фильмов Тарковского. Разнообразием отличаются формы и способы обращения западных режиссеров к Тарковскому: от перекличек на уровне визуальных образов и композиции кадра до соответствий на концептуальном уровне и совпадений мировоззренческих позиций. Для теоретиков и практиков кино Тарковский в результате предстает как культурный ресурс. Представляется, что в ряде случаев при обращении кинорежиссеров к Тарковскому интертекстуальные связи определяются наличием в создаваемых фильмах некоего «протосюжета». Один из таких «протосюжетов» предполагает определенное восприятие окружающей социальной действительности, которое характеризуется тем, что Жиль Делез и Феликс Гваттари обозначали термином «детерриторизация», осцилляцию между ностальгией и соласталгией, создающую «атмосферу» в терминологии Гернота Беме, а также героя-релоканта в прямом и метафорическом смысле. Данный «протосюжет», или «протосфера», задает определенную тональность при обращении режиссера к другим элементам киностилистики Тарковского. В качестве примера рассматривается творчество Кристофера Нолана.
Рассматриваются две волны рецепции экстатического суфизма в западной культуре: романтизм сказок Вильгельма Гауфа и герменевтика Поля Рикёра. Гауф актуализировал аллегорико-символический метод суфизма, восходящий к неоплатонической картине времени и вечности, поняв идентичность не как данность, а как задание. Тогда экстаз оказывается открытием эффектов языка, который и созидает первичную систему различий. Рикёр выступил как философ языка, для которого различия погружены в нарратив, ведущий от созерцания к действию. Механизм экстаза тогда - механизм ускоренного перехода к действию; аллегорическое в системе Рикёра принадлежит характеру, а символическое - соотнесению с Другим. Тогда экстаз работает уже не с временем вообще, а с различением прошлого и будущего, что и может стать ключом к современной рецепции не только суфизма, но и исихазма и других мистических систем.
В статье рассматривается вопрос о традиции смерти в трех эпистемологических измерениях: сотериологическом, религиоведческом, социологическом. Ставится цель изучить традицию применительно к конкретному явлению, смерти, и таким образом установить, что такое смерть и какова ее традиция(и). Прежде, чем приступить к анализу эпистем о смерти, в работе дается разбор того, что понимает под традицией современная наука, в частности, социология, какие виды традиции в ней выделяют, каковы основные свойства традиции, какое место традиция занимает в современном обществе. На основании разбора сотериологических, религиоведческих и социологических представлений о смерти делается вывод об их динамике и трансформации от христианской к дохристианской традиции (свщ. А. Шмеман), о секуляризации самой сотериологической традиции, что впоследствии только усиливают и закрепляют религиоведческая и социологическая эпистемы о смерти, рассматривая смерть и религию в функционально-инструменталистском ключе. В итоге дается обзор того, как «смерть перевернутая» (Ф. Арьес) становится постепенно не только предметом интереса специальных медицинских учреждений, различных коммерческих структур, но и политики, массмедиа.
Важная часть публицистического наследия Н. В. Гоголя, которую можно назвать богословской, до начала XX в. была практически неизвестна и не изучалась. Впоследствии именно эти тексты стали причиной, по которой имя Гоголя ныне включается в историю становления философской и богословской мысли в России. Г. Флоровский, в целом признавая богословский талант Гоголя, подвергает острой критике религиозные рассуждения русского классика, прежде всего его «теорию молитвы», усматривая в ней опасный соблазн для верующих христиан. В настоящей статье предпринимается попытка показать, что выбранный Флоровским фрагмент письма Гоголя Языкову не отвечает требованиям чистой теории, оставаясь практическим назиданием. Доведение мысли Гоголя до необходимого уровня абстракции, а также её соотнесение с другими его рассуждениями о молитве в частности и христианстве в целом, позволяют не только снять основные обвинения с «теории», но также использовать её в качестве связующего звена между представлениями Гоголя об индивидуальном долге каждого христианина и его проектом теократического государства. Это, в свою очередь, проясняет представления Гоголя об особенной важности государственной службы и своём месте в русской литературе в качестве писателя как о типе религиозно-общественного служения.
Согласно иудейской мысли, Бог, сотворив универсум, намеренно оставил в нем пространство для совершенствования, возложив на человека задачу улучшения действительности. В иудаизме эта идея известна как Тиккун Олам, в переводе с иврита «исправление мира». Совершенствование, то есть движение человечества в заданном Богом направлении, осуществляется прежде всего благодаря скрупулезному и всеобщему исполнению воли Бога, изложенной в Торе в виде заповедей. Поскольку значительная часть этих установлений носит этический характер, доктрина Тиккун Олам изначально предполагала исправление несовершенных общественных отношений и движение к более справедливому и гармоничному общественному устройству. В наши дни все чаще звучит мысль о том, что искусство является одной из сфер человеческой деятельности, способствующих исправлению и освящению мира. В статье рассматриваются место и роль изобразительного искусства в концепции Тиккун Олам, а также, устанавливаемые иудаизмом рамки использования тех или иных его форм. Отмечается, что отношение к этому вопросу характеризуется большим диапазоном мнений. Представления варьируются от весьма сдержанных до восторженных суждений о значимости искусства для осуществления задачи «исправления мира». При этом иудейские авторы, утверждающие религиозную ценность художественного творчества, настаивают на том, что не всякая творческая активность соответствует идее позитивного изменения мира. Галахические принципы (в первую очередь запрет изображений Бога), а также нравственные установки и духовные ориентиры, формируемые религиозным сознанием, должны служить путеводной звездой для людей, занимающихся искусством.