Статья: Специфика и значение архитектурной графики в искусствоведении (2024)

В статье рассматривается, как киборганическая идентичность представлена в кинематографе XXI века. Для анализа взят франко- бельгийский фильм «Титан» (2020) режиссера Жюлии Дюкурно. В качестве метода используется феномен «взгляда» (англ. „aze“, фр. „le regard“). В первом разделе статьи выделяются специфические характеристики концепта «киборг», описанного Донной Харауэй в эссе «Манифест киборгов», а также в феминистских и постгуманистских исследованиях. Киборг — гибрид человека и машины. Он является существом, соединяющим оппозиции природного и технического, мужского и женского. Сближение с другими через различие, а также ситуативность знания являются характеристиками идентичности киборга. Во втором разделе рассматриваются основания для использования теории взгляда, которая сегодня является одной из наиболее актуальных в исследованиях кино. Проводя параллель со стадией зеркала Лакана, исследователи кино устанавливают связь взгляда и идентификации смотрящих, создателей и персонажей в пространстве фильма. В частности, Лора Малви выдвигает положение о том, что классические голливудские фильмы сняты с позиции взгляда мужского субъекта и приходит к выводу о пассивной роли женских персонажей в качестве объектов мужского желания. В третьем разделе определяется специфика взгляда киборга на примере анализа боди-хоррора «Титан» (2020). Киборганическая телесность главной героини Алексии проявляется в андрогинности, сексуальном и генетическом соединениях с машиной. Обретение семьи («племени») главной героиней, ее нечеловеческая мораль и практики заботы в фильме являются теми характеристиками, в которых опознается ее киборганическая идентичность. Ужас, который в боди-хоррорах обусловлен запредельной трансформацией тела, в рассматриваемом фильме определяется тем, что он воспроизводит аппарат зрения субъекта-киборга.

В статье впервые в историко-педагогической литературе рассматривается иллюстративный контент дореволюционных учебников по отечественной истории для средней школы. Актуальность темы состоит в существующем в научной литературе интересе к опыту старой школы и дискуссиях о возможности и целесообразности его применения в современных образовательных условиях. В ходе проделанного исследования автор выявляет самые ранние образцы учебных иллюстраций в школьных руководствах, одобренных к применению Министерством народного просвещения. В статье сравнивается структура и способы представления иллюстративного материала в руководствах и пособиях (обязательной и дополнительной учебной литературе) для младшей и старшей школы, а также анализируется содержание изображений на титульных листах учебных книг. В результате проделанного исследования автор приходит к выводу, что практики применения иллюстративного материала в дореволюционных учебниках по отечественной истории четко разделяются на два периода: вторая половина XIX века (первые единичные опыты) и начало XX века (широкое распространение в младшей школе). Тем не менее в учебных руководствах его структура на протяжении всего изучаемого периода оставалась практически неизменной. В обязательных к применению учебниках иллюстрации были, как правило, анонимными, но более разнообразными и теоретически позволяли учителям организовать с ними работу на уроках разными способами. Однако какой-либо методический аппарат в учебных книгах отсутствовал, и визуальный ряд никак не взаимодействовал с текстом, а только иллюстрировал его. В учебных же пособиях присутствовали исключительно (или решительно преобладали) жанровые сцены, хотя и выполненные иногда известными художниками.

Диалог с классикой — одна из ведущих тенденций современного литературного процесса. Современная детская и подростковая литература также вступает в диалог с классическими образцами художественных текстов. Как сделать классику актуальной и как мотивировать школьников читать произведения, входящие в школьную программу по литературе, — одна из междисциплинарных проблем. Новейшая детская литература становится проводником к литературе классической. Современные авторы, художники-иллюстраторы, издатели адаптируют художественные тексты классической литературы для читателя таким образом, что линейный текст превращается в комикс или графический роман, дополняется иллюстрациями и инфографикой. Такое прочтение классических текстов является ярким примером создания текстов новой природы. В статье рассматриваются книжка-картинка ирландского автора Оливера Джефферса и иллюстратора Сэма Уинстона «Я из мира книг», графические путеводители Алексея Олейникова «Евгений Онегин» и «Горе от ума», книга Евгении Двоскиной «Пушкин с нами».

В современной гуманитарной науке (литературоведении, культурологии, философии) актуальны исследования феномена изображения (см.: труды С. Н. Зенкина, Н. Н. Мазур, М. Б. Ямпольского). Одним из аспектов в этих работах является изучение способов репрезентации видимого в художественной литературе. Соотнесение словесного и изобразительного попадает и в круг интересов лескововедов, проводятся исследования рассказов, повестей, очерков Н. С. Лескова в ракурсе сложного взаимодействия слова и иконописи, слова и живописи Нового времени (см.: труды А. А. Буткевич, Ю. А. Голубинской, М. А. Комовой, В. В. Лепахина и др.). Настоящая статья имеет целью выявление визуального потенциала и описание специфики образа в тексте рассказа Н. С. Лескова «Павлин». Установлено, что на основе заглавного и центрального образа павлина строится визуальная поэтика рассказа. Она определена разнообразными и многочисленными культурными контекстами (орнитологическое изображение птицы павлина, мифологический образ Аргуса, христианское искусство (Распятие, Воскресение), живопись Возрождения и Нового времени (Распятие, Благовещение)). Образ распятия Иисуса Христа синтезирует выявленные контексты. Обнаружены культурно-изобразительные особенности образа Распятия (словесные, иконописные, живописные). Анализ рассказа в единстве текстовых и контекстуальных форм, в аспекте проблемы видения (взгляда — зрения) позволяет сделать вывод об уникальной поэтике визуального в творчестве Н. С. Лескова. Исследование философии взгляда, зрения, созерцания осуществляется с опорой на научные труды С. Н. Дурылина, М. Б. Ямпольского и О. А. Седаковой.

В настоящее время многое в сложившихся представлениях о творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина пересматривается, литературоведы ищут новые подходы к анализу произведений сатирика (см.: Дмитренко 2022). Однако в современных исследованиях редко затрагивается вопрос о влиянии произведений Ф. М. Достоевского на творчество М. Е. Салтыкова-Щедрина, хотя известно, что сатирик высоко ценил талант Ф. М. Достоевского, выделяя его из ряда других писателей второй половины XIX века по глубине проблем, которые великий романист разрабатывал в своем творчестве (см.: М. Е. Салтыков-Щедрин «Светлов, его взгляды, характер и деятельность («Шаг за шагом»). Роман в трех частях Омулевского», 1871). В современной культуре образы Иудушки Головлева и князя Мышкина сближаются — в первую очередь благодаря театральным спектаклям и экранизациям романов. Герои впервые были поставлены читателями и критиками XXI века в один историко-литературный ряд, однако в литературоведческой науке связи между героями не изучались. Актуальность данной статьи заключается в том, что сравнительно-типологический анализ романа Ф. М. Достоевского «Идиот» и романа М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» открывает новые перспективы в исследовании творчества Салтыкова-Щедрина, а также позволяет увидеть обновленной историю русского классического романа в целом. Гипотеза, лежащая в основе работы, заключается в том, что при написании своего самого известного романа «Господа Головлевы» и создании образа главного героя этого романа Иудушки Головлева М. Е. Салтыков-Щедрин имел в виду идею романа Ф. М. Достоевского «Идиот», особенности поэтики и смыслы образа князя Мышкина. Целью работы является обнаружение оснований для сближения образов героев и определение путей научного обоснования выдвинутой гипотезы.

В статье сопоставляются понятия близости (Nähe) и дали (Ferne) в работах В. Беньямина и М. Хайдеггера. Оба автора используют данную дихотомию для описания изменений, происходящих в ХХ веке в политике, искусстве и повседневности. Рассмотрение этих понятий в оригинальных текстах позволяет выявить их соотнесенность, не всегда очевидную при переводе на русский язык, и потенциал их использования в качестве философских категорий как в современном контексте, так и в отношении классических проблем континентальной философии. В частности, через призму дихотомии «близости — дали» рассматривается классическое определение произведения искусства как предъявление (присутствие) отсутствующего в «Лаокооне» Лессинга. Еще одной характерной аналогией становится представление игры fort/da (там / здесь) в тексте «По ту сторону принципа удовольствия» З. Фрейда, а также тот расширенный контекст, который приобретает интерпретация этого сюжета у Ж. Деррида.

В общих чертах намечены возможные направления дальнейшей разработки данного подхода в рамках диалектики отношений между человеком и вещами, человеком и техникой и между людьми. Рассмотрен ряд современных статей, которые позволяют проследить связь антиномии близости и дали с такими сферами, как физика (спутанность времени и пространства), вычислительная аналитика больших данных (проблема уникального и массового), социальные процессы (техническое опосредование взаимодействия между людьми). Отдельное внимание уделено соотношению понятий «ближнего» и «другого» в работах Р. Жирара и Дж. Агамбена и возможности их интерпретации через категории близости и дали. В целом статья скорее очерчивает возможные перспективы обращения к антиномии «близости — дали» как философским категориям, а не только служебным метафорам, чем предлагает готовые интерпретации.

В статье рассматриваются проблемные соотношения символических конструкций бытия и рефлексии философско-эстетического сознания. Исследованы роль и значимость символических построений, приобретающих онтологические характеристики в познании и социализации. Актуализирована онтологика символического, оказывающая существенное влияние на социальную онтологию и понимание бытия в целом. Это особенно значимо для современности, где эстетическое отношение к жизни, всегда связанное с чувственным переживанием и познанием, активно задействовано в манифестациях аффектированной социальной чувственности. На этом фоне происходит онтологизация символического, предстающая в текстоцентризме современности — позиционированная в совокупности текстов, она рассматривается как глобальное произведение, где одновременно актуализированы эффекты произведенности и извода.

Эти эффекты предстают нагляднее всего в модусах символической «спектакулярности» (Ги Дебор): реальное поглощено моделью, онтология спроецирована в дискурсивные «практики признания истины». Феномены символического предписывают порядок познания и поступания: «знаковый характер» действий смещается в сторону понимания их как символически выраженной материальности. Вследствие этого в центре внимания оказываются физиологические, аффективные, энергетические и моторные реакции — в целом порождаемый ими совокупный чувственный опыт.

В сфере социальной онтологии это значит в конечном счете, что акт отправления власти предстает в форме перформанса.

Эстетика текстуальности словно бы предписывает объектной и человеческой размерности порядок социальных отношений — задает актуальный ход понимания. Символическое создает представления об объектности, которая пребывает между символическим «самим по себе» и его действиями в области прагматики («театральность») — создается новый обширный объект социальности. Энергия этой стяженности создает и новые отношения с бытием символического «самого по себе» — с тем, как оно воспроизводится, и теми проекциями, которые возникают в социальных отношениях. В статье отмечена значимость открытий представителей отечественной гуманитарной науки и плодотворность методологических идей славянского структурализма, где глубоко исследована соотнесенность произведений-объектов в их автономной структурности с социальными отношениями и эпистемологическими стратегиями гуманитарного знания.

В статье сопоставляются два метода гуманитарного знания, включающие в себя как анализ процессуальности явления (историю), так и рефлексию по поводу принципов его словесного или иного оформления (поэтику): историческая поэтика Александра Веселовского (1838–1906) и поэтика истории Хейдена Уайта (1928–2018). Прослеживается эволюция взглядов Веселовского на предложенный им метод (от эволюции содержания, отливающегося в устойчивые формы, к эволюции самих форм), а также некоторые изменения, которые привнесли в понимание метода его продолжатели, в частности, С. С. Аверинцев, связавший «слово» и «историю» через человека и позволивший исторической поэтике обрести антропологическое измерение. Х. Уайт, тяготеющий к лингвистическому повороту в философии, развивает мысль о том, что прошлое является территорией фантазии, а значит историописание представляет собой отчасти художественное творчество. Элемент художественной поэтики в процессе описания истории он находит как на уровне одной из объясняющих стратегий (объяснение посредством сюжета через архетипы Романа, Комедии, Трагедии и Сатиры), так и на уровне дорациональном — в «префигуративном акте», предшествующем созданию исторического текста и понятом им как акт поэтический (через тропы поэтического языка Метафору, Метонимию, Синекдоху и Иронию). Сопоставление исторической поэтики и поэтики истории позволяет увидеть путь фундаментальных изменений в методологии гуманитарного знания, свершившийся в течение ХХ века, а также по-новому осмыслить роль художественного начала и языка в процессе научного познания, увидеть значение человека в методологии «наук о духе».