Статьи в выпуске: 7
Гражданская война в Испании 1936 - 1939 гг. ставшая во многих аспектах «репетицией» Второй Мировой войны, практически с самого зарождения привлекла интерес мировой общественности и спровоцировала невиданный ранее всплеск добровольческого движения, действовавшего в противовес «политике невмешательства» Лиги Наций. Биографии тысяч волонтеров из 54 стран изучены с разной степенью подробности, а некоторые отдельные аспекты остаются неисследованными до сих пор. Особого внимания заслуживают добровольцы англоязычных стран, которым традиционно уделяется мало в российской историографии. В данной работе предпринята попытка краткого историографического анализа обозначенной темы с опорой на отечественный и зарубежный исследовательский материал: монографическую литературу, эссе и публикации исследователей из США, Великобритании, Австралии и Новой Зеландии, а также цифровые архивы, базы документов и иные интернет-ресурсы.
В статье предпринята попытка анализа представлений об антифашизме, сложившихся в Аргентине в 1920-е годы. Для этого автор обратился к исследованию серии культурных журналов космополитической и/или левой идеологической ориентации (Nosotros, Los pensadores, Claridad, Valoraciones, Izquierda, Sagitario). Выдвигается гипотеза о том, что в глобальном контексте распространения идей фашистская политическая модель привлекала всеобщее внимание, при этом оспаривается ее антирабочая и авторитарная составляющая, и фашизм признается специфическим выражением итальянской политической жизни, неприемлемым как вариант возможного развития Аргентины. В отличие от того, что произошло в 1930-е годы, в предыдущее десятилетие антифашизм не был центральным компонентом национальных политических дебатов.
В статье проводится анализ вовлечения США в события мексиканской революции применительно к ситуации на границе двух стран. На базе архивных и опубликованных источников показано влияние социально-экономических, правовых и военных факторов на процесс принятия решений официальными Мехико и Вашингтоном, а также негосударственными силами в лице повстанческих группировок. Отмечается, что среди инструментов достижения внешнеполитических целей и получения преимуществ перед оппонентами в ходе революционной борьбы происходила постоянная апелляция к понятию «нейтралитета». В качестве важных этапов выделяется сближение США с движением конституционалистов в 1913-1914 гг. и поиск уменьшения риска войны двух стран в 1916 г. Подчеркивается, что за счет этого мексикано-американские отношения представляли собой сложную комбинацию конфликта и взаимных интересов.
На рубеже XIX–XX вв. окончательно сложилась агроэкспортная модель аргентинской экономики. Страна вышла на ведущие позиции на мировом аграрном рынке, заняв восьмое место в мировой торговле. Национальный доход на душу населения превышал аналогичный показатель многих европейских стран. Несколько миллионов выходцев из Европы переселились в Аргентину в поисках лучшей доли. В Европе ходила поговорка: «Богат как аргентинец». Казалось, что и дальше страну ожидает безмятежное существование, потому что не верить в это, по убеждению многих, равносильно сопротивляться самой природе, наградившей страну столь плодородной землей, способной с минимальными усилиями производить максимум разнообразной продукции.
В межвоенной период древность в разных её вариациях стала одной из самых распространённых тем в американской популярной культуре. Погибшие индейские цивилизации не были исключением, но данный вопрос в популярной литературе до сих пор является слабоизученным. В статье рассматривается, с опорой на теорию формульной литературы Джона Кавелти и воображаемых миров Джона Сэлера, репрезентация доколумбовых цивилизаций в одном из крупнейших американских pulp-журналов Weird tales, а также способы присвоения индейского наследия американской культурой. Мы приходим к выводу, что тематика древних индейских цивилизаций находилась в пределах общего нарратива о древности (Египта, Месопотамии), но обладала определенными отличиями в тропах. Это касалось внимания к феномену жертвоприношений. Также авторов очень волновал вопрос расы, поскольку расисткий взгляд на жителей Латинской Америки для многих американцев был конституириющим стереотипом. Для того, чтобы эта проблема не мешала присвоению индейского наследия как уникального и американского, авторы просто исключали посредника в лице современного жителя Мексики. Мексика была представлена как бедная, нестабильная страна, всего лишь эпигон своих великих предков.
После объединения Кастилии и Арагона в конце XV в. Каталония на протяжении двух столетий сохраняла широкую автономию. Это связано как с историческими предпосылками, так и политической ситуаций на Пиренейском полуострове в XVI-XVII вв. Еще с момента вхождения в состав Арагонской короны в XII в. Каталония обладала самоуправлением, которое гарантировалось и после брака Изабеллы Кастильской и Фернандо Арагонского. Предпринимаемые ими и их преемниками попытки унифицировать подвластные земли не были последовательны, так как в этом не было острой необходимости: Кастилия вместе с колониями обеспечивала достаточно ресурсов для проведения внешней политики. С началом Тридцатилетней войны этих ресурсов перестало хватать, что подтолкнуло испанских монархов к проведению более активной централизаторской политики. Каталония ответила восстанием, в ходе которого перешла под власть французского короля. После десяти лет борьбы Филиппу IV удалось вернуть почти весь мятежный регион. Несмотря на измену каталонских органов самоуправления, испанская монархия решила сохранить каталонские привилегии, чтобы обеспечить лояльность региона в условиях продолжавшегося противостояния с Францией.
В статье на данных сигиллографии, нумизматики и изобразительных источников анализируется состав герба Автономного сообщества Арагон, известного с 1499 г. Рассматриваются связанные с ним легенды. Это легенда о происхождении красно-золотых столбов Арагона, явления красного креста древа Собрарбе, легенда о кресте во сне Иньиго Ариста накануне сражения при Арахуэсте, легенда об Алькорасском кресте св. Георгия с четырьмя головами мавров. Автор отмечает, что дракон в нашлемнике арагонских королей появился при Педро IV, и видимо является гласным вариантом его рыцарского имени Pedrodragon. Термин «señera» в Арагоне применялся исключительно по отношению к королевскому гербу. Превращение дракона в летучую мышь произошло в связи с угасанием средневекового смысла этого визуального образа.