Статья: ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ ПОСТГУМАНИЗМА. РАЗМЫВАНИЕ ВНЕШНИХ ГРАНИЦ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА (2024)

В этой, предпоследней, статье нашего пифагорейского цикла мы обращаемся к метафизическому или натурфилософскому наследию тех великих людей, кого принято считать основоположниками физики. Разумеется, выбор конкретных фигур в такого рода изысканиях всегда до некоторой степени спорен.

Наш выбор ограничен объемом статьи, наличием соответствующих текстов и определенной субъективностью наших оценок. После краткого введения мы даем обзор противоречия между парадигмой физического редукционизма и интуицией свободы воли. Мы показываем, каким образом разрешал это противоречие автор первой универсальной физической теории Исаак Ньютон, каким образом он удерживал убеждение в подлинности свободы воли, жертвуя при этом не только механистическим редукционизмом, но и верой во всеведение Бога.

Далее эти философские проблемы обсуждаются в свете тех модификаций физических представлений о Вселенной, которые внесла физика XX века. Обращаясь к автору уравнений электродинамики Джеймсу Клерку Максвеллу, мы отмечаем его философское первенство в указании на важную черту физических законов, обеспечивающую их познаваемость: скоррелированность их математической сложности с трудностью наблюдений соответствующего пласта реальности. Говоря о философских взглядах Альберта Эйнштейна, мы отмечаем в них соединение глубокого понимания мистического основания физики с наивностью моральной философии. Как и Эйнштейн, Макс Планк был идеалистом деистического склада, не верил в «личного Бога», но, отдавая себе отчет в колоссальном моральном значении христианства, лишь незадолго до смерти публично заявил об этом неверии как о своем давнем убеждении. Размышления о Нильсе Боре приводят нас к заключению о нем как об апофатическом мистике, соединяющем в себе дополнительные качества - страстного стремления к теоретической ясности и предвосхищения ее невозможности. Эрвин Шредингер, на взгляды которого мы далее обращаем внимание, высказывал их в терминах идеализма Веданты. Нам представляется, что те же взгляды могут быть высказаны внутри европейского контекста, хотя и неортодоксального. Переходя к Вернеру Гейзенбергу, еще в юности читавшему Платона в подлиннике, мы показываем не только его платонизм, но и понимание, что связь с Богом является моральной основой, утрата которой гибельна. Драма бытия, согласно автору соотношения неопределенности, связана с тем, что божественная воля существенным образом воплощается через человеческую свободу, через непредопределённость сознательного выбора.

В разделе о Вольфганге Паули мы отмечаем его удивление перед глубоким согласием ментального и материального, с особенной яркостью предстающего в математической познаваемости мира. Отсюда шли его поиски возможной причины этого согласия, сопровождавшиеся многолетними беседами с Карлом Густавом Юнгом. Завершающий раздел статьи посвящен Полю Дираку, прошедшему уникальный среди великих физиков путь от марксистского атеизма до проповедей о Боге-математике, а потом и до регулярных молитв в Церкви.

В статье проблема актуальной бесконечности представляется метаоснованием генезиса новоевропейской науки. Показаны преимущества этого подхода для выявления внутренней логики генезиса науки XVII века, а также для прояснения перспектив современной науки, переживающей кризис своих оснований. Показано, что в онтологическом проекте Николая Кузанского раскрываются необходимые для математизации природы условия преобразования конечного в актуально бесконечное, чем преодолевается безысходность аналогичных попыток Зенона. Зеноном было показано, что от конечного нет перехода к актуально бесконечному. Для преобразования конечного в актуально бесконечное последнее уже должно быть дано. Такого рода наличие и обнаруживает Кузанский в апофатическом представлении о божественном минимуме, совпадающем с максимумом. Но при этом Кузанский говорит лишь о воображаемой, а не реальной возможности преобразования природы на основе актуальной бесконечности. И для того чтобы «ученое незнание» сделать «ученым знанием», нужно было представить вне теологического контекста открытую Кузанским возможность преобразования природы на основе актуальной бесконечности. Эту задачу ставили перед собой основатели новоевропейской науки. В статье анализируются и сопоставляются попытки Галилея и Декарта «приручить» актуальную бесконечность. Показано, что различие их позиций по вопросу достижимости достоверного знания, заложившее важные вехи в истории генезиса новоевропейской науки (переход от схоластической традиции к вероятностной эпистемологии), обусловлено осознанием сложности проблемы актуальной бесконечности. В итоге показано, что ни теоретические спекуляции основателей науки, ни привлечение ими неизвестных и Античности, и Средневековью нововременных дополнительных эпистемологических ресурсов (эксперимента, камеры-обскуры) оказались неспособными что-либо изменить в соотношении конечного и бесконечного.

Утверждавшееся в европейской культуре с середины ХVII века научное естествознание начало транслировать образцы научного познания и в область изучения реальности социальной. До ХIХ века единственной мыслительной формой отображения этой реальности была «первоначальная история», как ее определил Гегель, т. е. традиция историографии, шедшая от Геродота. Ориентированное на область научной рациональности оформление эта традиция получила у немецкого историка XIX века Леопольда фон Ранке: показать, «как было на самом деле» (wie es eigentlich gewesen). Ее социальная функция - формирование национальной исторической памяти. Но методологическая рефлексия на рубеже ХIХ и ХХ веков обнаружила, как ей представлялось, два радикальных отличия «первоначальной истории» и других «наук о культуре» от естествознания. В этом плане акцентировались категории «ценности» и «понимание». Наличием данных категорий в основаниях какой-либо науки обусловлена спецификация ее в качестве гуманитарной. Первые попытки переноса определенных аспектов дисциплинарных матриц естествознания в сферу обществознания связаны с именами Канта и Маркса. Обе попытки оказались неудачными. Но, в отличие от кантовской, «материалистическое понимание истории» нашло своих сторонников и продолжателей. Основная его погрешность - неправомерный непосредственный перенос смыслового содержания категории «материя», как оно сложилось в естествознании (отношения вещей), на отношения между наделенными сознанием людьми. Адресатом социальных наук являются культурные формы, существование которых обладает объективным статусом существования, но относительно индивидуального сознания действующих людей. Это, к примеру, социальные институты. Гуманитарные науки имеют дело со смыслами, существование которых обусловлено системами социальных коммуникаций.

Существуют две точки зрения на системный подход и его использование: согласно первой этот подход мыслится как универсальный, пригодный для любых дисциплин и практик; согласно второй он включает специфическую предметность, должен схватывать особенности определенной области знаний. Чтобы выбрать один из них, автор анализирует на материале двух кейсов («Критики чистого разума» И. Канта и работ Г.П. Щедровицкого) формирование и особенности системного подхода, показывая, что он представляет собой проектирование объекта изучения в особой эпистемической ситуации. Ее особенностью является, с одной стороны, наличие нескольких предметов, описывающих предполагаемый объект, с другой - убеждение в существовании онтологии и законов, в соответствии с которыми этот объект может быть спроектирован. Системный подход в данном варианте (как конфигурирование разных предметов и проектирование на основе этого процесса объекта) сопоставляется с гуманитарными и социогуманитарными исследованиями и разработками (исследованием личности А.С. Пушкина и успешным проектом «Донор»), позволяющими обойтись без системных представлений и системного мышления. Их заменяют методология и исследование в предмете. Автор обращает внимание на то, что идеи выявления и поиска целостности, природы и границ рассматриваемого явления, учета связей и влияний, соотношения синтеза и анализа и ряд других, относимых сегодня к системному подходу, разрабатывались содержательно (в других, несистемных понятиях и языках) на протяжении всей истории развития философии, методологии и науки. В результате получается, что необходимо различать методологию системного подхода и другие методологии, позволяющие системные проблемы и задачи решать, так сказать, несистемно.

Настоящая статья является вторым этапом исследования представлений российских старшеклассников о современной школе и школе будущего в контексте их системы ценностей и взглядов на жизнь. Результаты первого этапа опубликованы в журнале «Вопросы образования» осенью 2022 года. Эмпирическая часть нынешнего - второго - этапа исследования базируется на результатах анкетирования учащихся 50 школ Санкт-Петербурга, проведенного в январе - феврале 2023 года и позволяющего теперь рассмотреть интересующий нас образ школы в динамике. В 2023 году было проведено анкетирование не только школьников, но и педагогов, что дает возможность также оценить степень соответствия реальному образу представлений учителей об образе школы в глазах их учеников. Теоретической основой работы является академическая дискуссия о концепции счастья и осмысленной жизни, активно ведущаяся в современной социологической и психологической литературе. За полтора года, прошедшие с момента предыдущего анкетирования, содержание образа школы заметно изменилось, и это изменение носит во многом ценностный характер. Во-первых, наблюдается поворот от ценностей жизненной стабильности и комфорта к ценностям личностного и профессионального роста и достижений, т. е. от потребительских ценностей к ценностям развития. Во-вторых, сохраняется практически полная индифферентность школьников к ценностям общего блага. И, в-третьих, представления педагогов о системе ценностей школьников отличаются от реальности в двух важных аспектах: 1) по мнению педагогов, школьники ориентированы на потребительские ценности в гораздо большей степени, чем это есть на самом деле; 2) в позиции педагогов существенно занижена значимость предметных знаний. Педагоги считают, что для учащихся в школе гораздо важнее общение и дружба. Всё это свидетельствует о частичном переносе на детей системы ценностей взрослых, что мешает формированию оптимальной комбинации учебной и воспитательной деятельности в школе.

В современном мире развитие технологий изменило положение животных в разных аспектах. Однако только достижения искусственного интеллекта в области естественных языков обозначило возможность выхода на новый уровень понимания и взаимоотношения с животными. Современные технологии сделали возможным выделение и фиксацию звуков животных и сбор огромного массива звуковых и видеоданных, а опыт перевода даже в отсутствие параллельных текстов обозначил потенциал применения искусственного интеллекта для анализа звуков, издаваемых животными. Несмотря на многочисленные сложности, в том числе связанные с различием в миропредставлении животных и человека, уже существуют преценденты перевода с языка животных. В статье проанализированы возможности применения искусственного интеллекта в условиях ограниченных данных и существующие на сегодняшний день подходы к его использованию в области коммуникации животных. Если для домашних и сельскохозяйственных животных исследователи опираются на интерпретации смыслов или эмоций, то для диких животных ученые сопоставляют звуки и поведение, опираясь на потенциал искусственного интеллекта в решении неструктурированных задач. Хотя ряд новейших исследований сообщает о высокой достоверности «перевода» с языка животных, сама возможность проверки результативности вызывает сложности. Тем не менее появление новых решений, способствующих распознаванию голосов конкретных животных, классификации звуков и действий разных животных свидетельствуют о возможности появления в ближайшее время качественного скачка в понимании животных. Успех в области интерпретации звуков животных может привести не только к прогрессу в большом количестве областей, связанных с животным миром, но и к изменению статуса и положения животных. В то же время эти достижения поднимают этические вопросы, связанные с возможностью использования новых технологий во вред животным и людям.

В статье представлена рефлексия концептуализации понятий «дом» и «Родина» мигранта.

Переосмысление опыта концептуализации этих понятий представляется целесообразным ввиду его неоднородности, что обусловлено формированием в конце XX века феномена транснационализма, отражающего возникновение транснациональной миграции.

Дом и Родина рассматриваются в структуре транснациональной идентичности в качестве ее идентификатов. Теоретической рамкой анализа выступила концепция отечественного исследователя З.Л. Левина, позволяющая интерпретировать дом и Родину как социальные, т. е. приобретаемые, идентификаты. Следствием реконструкции смысловой наполненности понятий «дом» и «Родина» является трансформация идентичности и/или формирование трансидентичности, предполагающей сочетание элементов культур как страны исхода, так и страны-реципиента.

Начало дискурса о доме современного мигранта приходится на 80-е годы XX столетия - рассматривается вопрос о его утрате мигрантами. В начале 1990-х формируется антиседентаристское направление исследований, представляющее собой комплекс номадических исследований, основанных на концепциях глобализации, транснационализма и трансграничности. Формируется идея трансформации дома. Он перестает быть «фиксированной структурой» и утрачивает функцию географического центра, становится подвижным, происходит расширение его топографии. Вместе с тем есть группа ученых, отрицающих генерализацию представлений о доме и Родине. Определяя дом, представители глобального дискурса придерживаются ряда его унифицированных индикаторов, наиболее значимыми из которых являются местность, чувство безопасности, пространство, социальные отношения семьи и соседства.

Анализ результатов современной концептуализации дома показал расширение смысловой нагрузки этого понятия и выделение его новых свойств - мобильности и плюролокальности. Если до начала транснациональной миграции понятия «дом» и «Родина» были связаны воедино формулировкой «родной дом», то в условиях текучей современности, формирующей пластичную транснациональную идентичность мигранта, эти понятия стали существовать по отдельности.

Показано, что понятие «Родина», в отличие от понятия «дом», имеет идеологическую коннотацию. В условиях мозаичности современных социальных процессов и их политической окрашенности его концептуализация находится в процессе разработки.

Античное разделение мира на домены идей и вещей подготовило почву для вопрошания о подлинном существовании. В частности, оказалось, что реальность может быть приписана идеям, а может быть приписана вещам. Заданная напряжением между платоновской и аристотелевской онтологиями проблема статуса общих понятий воплотилась в средневековой философской дискуссии, часто облекаемой в теологическую форму. В статье реконструируется полемика вокруг онтологического статуса универсалий в рамках нескольких схоластических учений. Суть этой полемики в ракурсе, представляющем онтологический и гносеологический интерес, сводится к уточнению категориальной сетки, в рамках которой складывается возможность выносить суждения о реальности. Существует как минимум три ключевые позиции, отражающие воззрения схоластических мыслителей на онтологическую природу универсалий: реализм, номинализм и концептуализм. Основные расхождения между ними обусловлены отличающимися мнениями относительно вопросов автономности существования универсалий, зависимости их от ума и вещей, а также по поводу их материальности. В данном исследовании воспроизводятся ключевые ходы схоластической мысли реалистов (А. Кентерберийский), номиналистов (У. Оккам), концептуалистов (П. Абеляр) и умеренных реалистов (Ф. Аквинский), вокруг которых формируется концептуальная подоплека разговора о реальности. При этом выяснилось, что концепт реализма (которого в период схоластики еще нет в философском обиходе) обретает свои черты в пересечениях и противоречиях между позициями в диапазоне от крайнего реализма до крайнего номинализма. Среди прочего оказалось, что набор альтернативных решений проблемы универсалий отразился на широкой философской проблематике Нового времени (по линии гносеологических учений рационализма и эмпиризма) и современности (в проектах спекулятивного реализма, плоских онтологий, а также в поле философии сознания). В то же время следует признать, что и позднейшая разработка концепта реализма и связанной с ним проблематики познания оказала ретроспективное влияние на соотнесение схоластических позиций между собой.

В статье рассматривается генезис евразийской идеологии 1920-1930-х годов с позиции дискурсивного анализа. Дискурс определяется как совокупность высказываний, отражающих различные точки зрения на одну и ту же проблематику. В соответствии с этой дефиницией автор вычленяет евразийский дискурс из двух смежных ему - дореволюционного имперского и религиозно-философского. Отмечается, что проблематика дореволюционного имперского дискурса была сосредоточена на обосновании права русских царей владеть землями и народами в существующих границах империи, а также права на расширение этих границ. Религиозно-философский дискурс о России выстраивался вокруг вопроса о ее божественном предназначении в истории человечества. В отличие от них евразийский дискурс акцентирует внимание на этнокультурном синтезе в границах особой географической области, большая часть которой находится в пределах российского государства. Но до революции 1917 года в такой постановке эта проблема вообще не рассматривалась. К предшественникам евразийства можно отнести лишь немногих авторов, которые признавали и положительно оценивали тюрко-монгольское влияние на русскую ментальность и государственность. Однако к началу ХХ века возобладала тенденция преуменьшать или вообще отрицать это влияние. Поворот к собственно евразийской проблематике связан с творчеством поэтов-символистов А. Блока и А. Белого. Находясь под влиянием религиозно-мистического пророчества философа В. Соловьева, они восприняли революционные потрясения начала ХХ века как пробуждение «внутреннего Востока» в русском народе. Вместе с другими представителями русской интеллигенции они явились творцами евразийского мифа, родившегося в стихии революции и Гражданской войны. Основатели евразийского движения рационализировали этот миф, сведя его к политической идеологии. Это был вариант новой имперской идеологии, объяснявший и оправдывавший сохранение единой и неделимой России в ее прежних границах.

Современная философия сознания сосредоточена на таких аспектах сознания, как восприятие, переработка информации, квалиа (также имеющие место в восприятии). При этом недостаточное внимание уделяется таким сознательным действиям субъекта, как принятие решений и действие. Однако действие требует не меньше сознания, чем восприятие. Действием занимается не столько философия сознания, сколько философия субъекта. В статье проводится связь между философией сознания и философией субъекта через понятия свободы и самоотношения. Субъект сущностно свободен, поскольку он принимает решения. Даже если его решения детерминированы его биологическим устройством или его историей, он преобразовывает прошлые детерминации в будущие, и всё равно процесс принятия решений происходит, так что некоторая свобода имеется. Что касается сознания, то оно также связано со свободой, поскольку его свет зажигается в тех же ситуациях принятия решения. Есть особая группа решений, связанных с отношениями субъекта. В статье рассматриваются отношения к миру, к себе, к Другим, к трансценденции. В отношении к миру субъект может проявить свою свободу через самоограничение, отказ от власти, основываясь на хайдеггеровской максиме «допущения бытия сущего». К Другим он может построить свое отношение в этической парадигме, например согласно учению Левинаса. Трансценденция может быть дана в виде взгляда на себя со стороны. Выделяется особая группа действий субъекта - самоотношение и самовоздействие. В области сознания это самосознание. Субъект может модифицировать собственные отношения, опираясь на трансцендентную точку, которую он сам полагает. Это также имеет отношения к выбору ценностей. Рассматривается религиозное отношение к собственной душе и учение Хайдеггера о трансценденции. Самовоздействие - в высшей степени свободное действие субъекта, благодаря которому он строит самого себя.